Ах! сняв с окошка клетку,
От горести дрожа
И завернув в салфетку
И клетку и чижа,
Расстроен, с мутным взглядом,
Крепясь от горьких слез,
К начальнику я на дом
Чиликалку понес.
Увидевши, что ношей
Я был обременен,
Начальник мой хороший
Прислугу выгнал вон;
И стал со мной — о диво! —
Любезен не в пример
И вопросил учтиво:
«Что это — несессер?..»
«Нет-с, — говорю я, — клетка;
А в клетке чижик…» — «Что-с? —
Сказал начальник едко,
Задравши кверху нос.—
Вы думали, что взяткой
Прельщусь я! — крикнул он.—
Ах вы, мальчишка гадкий!..
Извольте выйти вон!..»
И, право, уж не помню,
Как в милые края,
В любезную Коломню
С чижом вернулся я.
Поступок неуместный
Надежды все пресек
И доказал, что честный
Начальник человек.
<1863>
К нам на двор шарманщик нынче по весне
Притащил актеров труппу на спине
(Деревянных, впрочем, а не тех живых,
Что играют роли из-за разовых).
Развернул он ширмы посреди двора;
Дворники, лакеи, прачки, кучера
Возле ширм столпились, чтобы поглазеть,
Как Петрушка будет представлять комедь…
Из-за ширм Петрушка выскочил и ну:
«Эй, коси-малина, вспомню старину!»
Весело Петрушка пляшет и поет;
«Молодец каналья!» — говорит народ.
Вот пришли арапы, начали играть,—
А Петрушка палкой по башкам их хвать!
С жалобой арапы поплелися в часть…
Голоса в народе: распотешил всласть!
Выскочил квартальный доблестный и стал
Приглашать Петрушку за скандал в квартал…
Петька не робеет: развернулся — хлоп!
Мудрое начальство в деревянный лоб…
Петька распевает, весел, счастлив, горд,—
Вдруг из преисподней появился черт
И басит Петрушке: «Ну, пойдем-ка, брат!..»
И повлек бедняжку за собою в ад.
Запищал Петрушка… «Не юли вперед!
Вот те и наука!» — порешил народ.
Я б сказал словечко за Петрушку, но
Многих ведь, пожалуй, раздражит оно.
<1864>
Лира моя, лира,
Добрая подруга,
Ты бренчишь для мира
Скромно в час досуга…
В небогатой келье,
Век с нуждою споря,
Ты полна веселья —
Ну а больше — горя…
Светских львиц богатых,
С выточенным станом,
Страсти и наряд их
Воспевать куда нам!..
Жирного богатства
Не даря куплетом,
Я лишь там, где братство,
Делаюсь поэтом:
Где любовь живее,
Где хоть люди нищи,
Но умом трезвее
И душою чище…
Юность! для тебя лишь
Я играю рифмой:
Ты одна похвалишь
Искренний мотив мой!..
<1867>
6 октября 1861 г. товарищ Н. А. Добролюбова по Педагогическому институту писал ему из Москвы: «Решаюсь беспокоить тебя письмом, чтобы рекомендовать тебе моего брата, который привезет его. Хвалить его не стану, потому что худого человека не стал бы и рекомендовать тебе, да потому, что если ты возьмешь на себя труд поговорить с ним, то можешь узнать сам, каков он. А попросить все-таки попрошу по старому знакомству. Дело вот в чем: он немножко литератор, пишет стихи и желает, пожалуй, и печатать их. Достойны ли они печати, ты можешь это узнать лучше моего, но если достойны, то в таком случае окажи посильную помощь сему юноше, чем премного обяжешь. Душевно уважающий тебя К. Буренин» [140].
Письмо это принадлежит одному из будущих авторов (вместе с А. Ф. Малининым) распространенных в свое время учебников по математике и физике, а рекомендовал он Добролюбову своего младшего брата, Виктора Петровича Буренина. Вряд ли последнему удалось повидаться с Добролюбовым, который был тяжело болен и через месяц с небольшим умер, однако имя его могли запомнить в редакции «Современника».
Когда Буренин приехал в Петербург с письмом брата, ему было немного больше двадцати лет. Он родился 22 февраля 1841 г. в Москве, в семье архитектора. Одиннадцати лет он поступил в московское дворцовое архитектурное училище, которое окончил в 1859 г.
Еще будучи учеником архитектурного училища, Буренин руководил разными постройками. В 1859 г. в подмосковном имении Н. Д. Пущиной-Фонвизиной Марьине он сошелся с поэтом С. Ф. Дуровым, незадолго до этого вернувшимся из сибирской ссылки. В своих воспоминаниях о Пущиной Буренин пишет: «В Марьине, кроме меня и этой дамы (воспитанницы Пущиной) и старой-престарой нянюшки Н. Д., заведовавшей хозяйством, жил еще петрашевец С. Ф. Дуров. Он очень благоволил ко мне за то, что я в то время переводил „Ямбы“ Огюста Барбье. Дуров высоко ценил этого поэта… Благодаря его указанию, я перевел лучшие из ямбов Барбье. С. Ф. очень хвалил мои переводы. Но в то время их по цензурным условиям печатать было невозможно» [141].
Читать дальше