Михаил Светлов - Стихотворения и поэмы

Мечется голубь сизый —
Мало ему тепла…
Новгород,
Суздаль,
Сызрань
Осень заволокла.

Тянется косогором
Осени влажный след…
Осень степей, которым
Миллион с хвостиком лет.

Тащится колымага
Грустными лошадьми…
Осень, в зданье рейхстага
Хлопающая дверьми.

Руки закинув за спину,
Вброд перейдя реку,
Осень — глуха и заспанна —
Бродит по материку.

Плачется спозаранку
Вдоль глухих пустырей
Осень тевтонов и франков,
Осень богатырей!..

Давайте, товарищи, дружно
Песню споем одну
Про осень, которую нужно
Приветствовать,
Как весну!

Много хорошего выйдет народа
В такое хорошее время года!

В каждой щелочке,
В каждом узоре
Жизнь богата и многогранна.
Всюду — даже среди инфузорий —
Лилипуты
И великаны.

После каждой своей потери
Жизнь становится полноценней —
Так индейцы
Ушли из прерий,
Так суфлеры
Сползли со сцены…

Но сквозь тонкую оболочку
Исторической перспективы
Пробивается эта строчка
Мною выдуманным мотивом.

Но в глазах твоих, дорогая,
Отражается наша эра
Промелькнувшим в зрачке
Трамваем,
Красным галстуком
Пионера.

Чтоб ты не страдала от пыли дорожной,
Чтоб ветер твой след не закрыл, —
Любимую, на руки взяв осторожно,
На облако я усадил.

Когда я промчуся, ветра обгоняя,
Когда я пришпорю коня,
Ты с облака, сверху нагнись, дорогая,
И посмотри на меня!..

Я другом ей не был, я мужем ей не был,
Я только ходил по следам,—
Сегодня я отдал ей целое небо,
А завтра всю землю отдам!

Джэн!
Дорогая!
Ты хмуришь свой крохотный лоб,
Ты задумалась, Джэн,
Не о нашем ли грустном побеге?
Говорят, приближается
Новый потоп,
Нам пора позаботиться
О ковчеге.

Видишь —
Мир заливает водой и огнем,
Приближается ночь,
Неизвестностью черной пугая…
Вот он — Ноев ковчег.
Войдем,
Отдохнем,
Поплывем,
Дорогая!

Нет ни рек, ни озер.
Вся земля —
Как сплошной океан,
И над ней небеса —
Как проклятие…
И как расплата…
Всё безмолвно вокруг.
Только глухо стучит барабан,
И орудия бьют
С укрепленного Арарата.

Нас не пустят туда —
Там для избранных
Крепость и дом,
Но и эту твердыню
Десница времен поразила.
Кто-то бросился вниз…
Видишь, Джэн, —
Это новый Содом
Покидают пророки
Финансовой буржуазии.
Детский трупик,
Качаясь,
Синеет на черной волне, —
Это маленький Линдберг,
Плывущий путями потопа.
Он с Гудзона плывет,
Он синеет на черной волне
По затопленным картам
Америки и Европы.

Мир встает перед нами
Пустыней,
Огромной и голой.
Никто не спасется,
И никто не спасет!
Побежденный пространством,
Измученный голубь
Пулеметную ленту,
Зажатую в клюве,
Несет.
Сорок раз…
Сорок дней и ночей…

Сорок лет
Мне исполнилось, Джэн.
Сорок лет…
Я старею.
Ни хлеба…
Ни славы…
Чем помог мне,
Скажи,
Юридический факультет?
Чем поможет закон
Безработному доктору права?

Хоть бы новый потоп
Затопил этот мир в самом деле!
Но холодный Нью-Йорк
Поднимает свои этажи…
Где мы денег достанем
На следующей неделе?
Чем это кончится,
Джэн,
Дорогая,
Скажи!

Япония дремлет в апреле,
Совсем засыпает в июль…
Но в ягодах красных созрели
Свинцовые косточки пуль.

Широкое тело Востока
Китайскою глоткой мычит,
Маньчжурия с левого бока
Испорченным сердцем стучит…

Качнулся от легкого гула
Японского сна стебелек, —
Далеко
в Париже
Горгулов
На место Людовика лег…

Утро ждет
Во всем великолепье,
Над землей
Рассвета позолота…
И вспорхнули
Над китайской степью
Бабочки
Японских самолетов.

Мальчики глядят
На эскадрилью,
И такая на душе досада:
«Хорошо бы оборвать им крылья,
Посадить их на булавку надо!..»