Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

И много людей настоящих
Здесь жизнь собирала сама,
Таких, кто отменный образчик
Характера, воли, ума.

Кто странствовал много по свету,
Кто с юности вечно в пути,
Кто смог всю большую планету
От края до края пройти,

Кто с юности строил упорно,
В тайге возводил города,
Чьей сказочной воле покорна,
Текла по пустыням вода,

Кто с радостью вкладывал душу
В деяние жизни своей…

И Горький внимательно слушал
Рассказы бывалых людей.

Он чуток был к фразе и фальши…
Коль врут — становился сердит…
Негромко, не слушая дальше,
Рукой по столу постучит…
Но если веселую правду,
Забыв о былой похвальбе,
Рассказчик решается храбро
Поведать друзьям о себе,

То Горький, внимая рассказу,
Смеется, и видим: слеза
Блеснет, затуманивши сразу
Его голубые глаза…
Становится тотчас он ласков,
И сразу же сердцем поймешь:
Прекрасна нехитрая сказка,
Бездарна красивая ложь!

…И вот я в его кабинете…
Уже затуманился день…
В холодном огне, в полусвете
Бежит над полянами тень.

За окнами — дождь, и промокла
Березка, в туман уходя,
Стучатся в прозрачные стекла
Зеленые капли дождя.

Он рукопись чью-то листает.
Задумался. Гладит усы.
А песня вдали нарастает,
Рокочут в столовой басы.

Становится ярок и пышен
Закат в голубой полумгле…

А груды прочитанных писем
Лежат на широком столе.

Конверты, листки, бандероли,
И всюду на них — штемпеля.
Взгляни — и увидишь раздолье:
Здесь вся пред тобою земля.

Открытка, где в красках неярких
Индийский горит океан,
А рядом — огромные марки
Из крохотных западных стран.

И всюду — и в песнях, и в прозе —
Предвестием бури гудит
Тот радостный ветер предгрозья,
Что души людей молодит.

Всё это доходит по праву
Сюда до поэта-творца.
Не просто огромная слава
К нему привлекает сердца.

Нет, смотрят спокойно и твердо
Мильоны людей на него.
Слова «Человек — звучит гордо»
Сегодня дороже всего.

Что нашего века чудесней?
Что радости нашей светлей?
Летит на заре Буревестник
В простор знаменитых морей…

И море волнуется снова…
Гроза не смолкает над ним…
Великое русское слово
Становится нынче родным

Всем тем, кто в безмерной надежде
Грядущему молвит: «Пора!»
Прошло невозвратное «прежде»,
Навек миновало «вчера»,

И завтрашний день величавый
Встает над землею большой —
С его исполинскою славой,
С его богатырской душой.

Художник, до жизни возвысясь,
Нашел назначенье свое:
Правдивый ее летописец,
Творит он и строит ее.

Он был исполинским деяньем
С такой небывалой судьбой,
При жизни казался сказаньем,
И трудно мне было порой

Поверить, что Горького слышишь,
Что в комнате той же сидишь,
Что воздухом тем же ты дышишь
И в те же просторы глядишь.

Он кашляет. Дернулись плечи.
Прищурившись, смотрит во тьму.
(Как чувствовать больно, что нечем
Помочь в это время ему…)

Откашлялся… медленно дышит,
Глаза закрывая на миг…
«Но все-таки кто же напишет
Со временем книгу из книг,
Подробное повествованье,
Что жизнь ему в радость была,
Что горе свое и страданье
Он сжег, улыбаясь, дотла?

О будущем думайте чаще,
Склонясь над страницей своей…
Ведь книга учителем счастья
Должна быть всегда для людей.

И, с рабскою выдумкой споря,
Должна она к людям нести
Не пошлую проповедь горя,
А счастье большого пути».

Вдруг дверь отворяется. Входит,
Сутулясь, высокий старик.
Он комнату взглядом обводит,
К столу он идет напрямик.

Лицо его узкое в шрамах,
Как в метках былого пути.
От глаз его, странно упрямых,
Так трудно глаза отвести.

«А ваше лицо мне знакомо,—
Откашлявшись, Горький сказал.—
Кто нас познакомил?
Заломов?»

— «Нет, раньше я вас не встречал.
Я должен был встретиться с вами
Давно, но тогда не пришлось…
Прошел я, гремя кандалами,
Все царские тюрьмы насквозь».

Он руку, задумавшись, поднял
И молча подходит к окну.