Лилия Нилова - Дохулиарды. Не тратить меньше, а зарабатывать больше

Но при этом всем мама меня развивала, нельзя не отдать ей должное. Между прочим, я появилась на свет с родовыми травмами. У меня был подвывих бедра, дисплазия тазобедренного сустава и плюс угроза ДЦП – полный комплект, короче. Я, конечно, не помню того периода, но до 9 месяцев я лежала в распорке, ноги торчали в разные стороны. Из-за этого поздно начала вставать, ползать. Мама меня все время таскала на массажи, электрофорезы, и бабушка Валя – тоже. Именно потому, что мама тогда вложилась капитально, я стала нормальным ребенком. После 1,5 года все диагнозы с меня сняли.

Так вот, вернемся к жизни после переезда. В Купчино я постоянно спрашивала, почему бабушка Валя ко мне не приезжает. Зато когда она изредка все-таки навещала нас, начинался праздник! У дедушки тогда уже отжали бизнес, денег не было особо, но, тем не менее, она привозила мне какие-то комиксы, книжки читала вслух, проводила со мной время, играла… Я просто обожала это. И да, когда бабушка уезжала, я рыдала навзрыд.

Папа тоже приезжал ко мне время от времени – ненадолго. Я не знаю, делал ли он это от души или потому что «так надо». Ему было около 20 лет, что он понимал?! Но папа появлялся в моей жизни и уходил ровно за 5 минут до того, как мне надо было ложиться спать. Я ревела, падала к нему в ноги, кричала: «Папочка, родненький, не уходи». Мама в такие минуты тоже начинала рыдать, а бабушка Галя – орать: «Проваливай, давай не нервируй мне ребенка» . Начиналась всеобщая истерика, после которой я не могла заснуть часа два. Другими словами, в ту пору у меня постоянно были припадки, я всю дорогу ревела, либо просто грустила, что у меня больше нет нормального папы, он теперь какой-то… воскресный, что ли. И бабушки нормальной тоже нет. И вообще живу теперь в какой-то дыре. Все развлечение – листать немецкие каталоги и играть с самой собой…

Сейчас, вспоминая это, могу даже улыбнуться. А тогда было ощущение тотального апокалипсиса, честно говоря. Я не знаю, как это еще написать. Просто мне было понятно, что все – труба, лучше уже не будет. Сказки кончились, я в них больше не верила.

Да, какие уж тут сказки, когда твои мама и папа разводятся, и это долгий и болезненный процесс. Отец не приходил на слушания, зато заявлялся к нам несколько раз: забрать подушку, ложку, вилку. То есть не все за один раз – а по чуть-чуть многократно. Отрывал пластырь не сразу, а по миллиметру. Мама – очень эмоциональный человек, всегда расстраивалась, рыдала в такие моменты. Я, естественно, это очень остро чувствовала.

Эмоции накалялись. Однажды я что-то сказала ей про папу – сейчас уже не помню даже, что именно. Так она дала мне пощечину, хотя мне было всего 3,5 года, не больше. До этого меня никогда физически не наказывали. Я после этого какое-то время боялась говорить то, что думаю. То есть стала очень осторожной, закрылась. Мама же никогда не извинялась передо мной за такие вещи. Только недавно, спустя много лет и сотни часов психотерапии.

Что получается в итоге: отец ушел, мама чуть не свихнулась, бабушка Галя постоянно орет. Вот куда я попала из атмосферы любви и тепла. Но добивал меня особенно – суп с фрикадельками. Я ненавидела его! Мне казалось, что нет ничего более мерзкого на свете. И помню: сижу, суп холодный, остыл давно, жир сверху плавает застывший. Взрослые говорят: «Ешь». Я отвечаю, что не хочу. Мне заявляют: «Пока не съешь, из-за стола не выйдешь». И я реально сидела час или около того, ела через силу. Вот пережевала фрикадельки, держу их за щекой, а проглотить не могу – мерзко. И бабушка била меня по щекам, пока не пропихнет все внутрь, а потом, в конце трапезы, выдавала : «Все, пошла отсюда».

При этом всем, не скажу, что мое детство состояло исключительно из разномастной жести. Были и приятные моменты, но… мне постоянно казалось, что вот была нормальная жизнь, а потом меня переселили в какую-то помойку. И эта помойка, видимо, никогда уже не закончится.

Бабушка, к слову, выпивала, ее муж – тоже. Потом все орали друг на друга. На следующее утро – то же самое! И я не понимала, как вообще может быть такое. Бабушка тяпнет немножко – наорет на маму. А та чувствует, что она зависима, не может уйти от бабушки – и некуда, и денег нет – начинает плакать. А я ощущаю ее тревогу. Мама со мной в комнате прячется, не может ничего сказать, бабушка лает на всю квартиру, а на следующее утро: «Светочка, солнце мое, вставай, завтрак приготовь». То есть бабушка чувствует вину, но не может попросить прощения. Натуральный сумасшедший дом, короче.