Николай Беляев - Избранные труды

Эта в целом верная формулировка нуждается в расшифровке в целях ее более глубокого понимания. Законность как принцип уголовного права заключается в том, что единственным источником уголовного права является только закон – акт высшего органа государственной власти.

Как известно, к ведению Союза было отнесено издание Основ уголовного законодательства, законов об ответственности за преступления против государства, за воинские преступления, преступления против мира и безопасности человечества, а в необходимых случаях и законов об ответственности за иные преступления, направленные против интересов СССР. В ведение союзных республик входило принятие уголовных кодексов союзных республик.

К сожалению, от этого важного положения, характеризующего принцип законности уголовного законодательства, допускалось существенное отступление. Это выражалось в использовании в нормах Особенной части диспозиций, носящих отсылочный или бланкетный характер, т. е. таких, которые содержат лишь общую характеристику преступления. Конкретные же деяния, подпадающие под признаки, указанные в диспозиции, либо перечислялись в других нормативных актах, либо вытекали из них. Таких диспозиций в УК РСФСР 1960 г. 39: незаконное производство аборта, незаконное лишение свободы, нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспорта, нарушение правил охоты и др.

Без подобного рода диспозиций не обойтись, ибо перечислить в уголовном законе все правила, нарушение которых считается преступлением, возможно лишь теоретически. Между тем при существующей у нас практике правотворчества источником уголовного права, как правило, становится не закон, а акты исполнительных органов, к которым приходится обращаться для решения вопроса о наличии или отсутствии состава преступления в каждом конкретном случае. Такая практика построения Особенной части уголовного законодательства как противоречащая принципу законности должна быть изменена: во-первых, путем всемерного сокращения отсылочных и бланкетных диспозиций и, во-вторых, путем законодательного утверждения нормативных актов, определяющих конкретные деяния, подпадающие под признаки бланкетной или отсылочной диспозиции. Например, ст. 162 УК РСФСР устанавливает уголовную ответственность за занятие запрещенными видами индивидуальной трудовой деятельности. А в Законе СССР «Об индивидуальной трудовой деятельности», введенном в действие с 1 мая 1987 г., перечислены виды такой деятельности.

Другое важное проявление принципа законности уголовного законодательства – законодательное закрепление положения о том, что основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного уголовным законом (ст. 7 Основ). Отсюда следует чрезвычайно важный вывод, что уголовной ответственности подлежит только лицо, совершившее определенное деяние в форме активного действия или бездействия. Человек не может в уголовном порядке отвечать за свои политические взгляды и убеждения, религиозные верования, мысли и намерения и т. д., если они не проявились в каких-то конкретных деяниях. Еще К. Маркс писал: «…лишь поскольку я проявляю себя, поскольку я вступаю в область действительности, я вступаю в сферу, подвластную законодателю. Помимо своих действий я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом». [258]

Мы давно отказались от законодательных положений, позволяющих применять меры социальной защиты к лицам, не совершившим общественно опасного деяния. Известно, что в Основных началах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. (ст. 22) было сказано, что меры социальной защиты могут быть назначены «в отношении лиц, признанных по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой в данной местности общественно опасными. Эта мера может быть применена судом по предложению органов прокуратуры к указанной категории лиц, как независимо от привлечения их к судебной ответственности за совершение определенного преступления, так и в том случае, когда они, будучи привлечены по обвинению в совершении определенного преступления, будут судом оправданы, но признаны социально опасными». [259]

Наказание лиц, не совершивших никакого общественно опасного деяния, противоречит природе человеческого общества. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 12 июля 1946 г., закрепляя это принципиальное положение, указал, что «по общему смыслу советского уголовного законодательства наказание может быть назначено судом лишь в случае признания подсудимого виновным в совершении определенного преступления». [260]Окончательно это принципиальное положение было зафиксировано в Основах уголовного законодательства 1958 г., где впервые была сформулирована норма об основаниях уголовной ответственности. В этом теория советского права коренным образом отличается от господствующей сейчас в зарубежной уголовно-правовой науке теории «финального действия». Основательная критика последней дана Г. В. Тимейко. Он писал: «Представители теории «финального действия» (Вельцель, Маурах, Буше, Низе и др.) сущность преступного поведения видят не в характере действия или бездействия, а в характере опасности воли лица, его совершившего. По их мнению и, в частности, основоположника этого учения западногерманского профессора уголовного права Ганса Вельцеля, преступной является сама воля лица, выраженная (выявленная) вовне тем или иным способом. Финалисты открыто выступают против понятия действия как объективно существующего факта, являющегося формой воздействия человека на мир, заменяют его понятием «финальности действия», которое состоит в том, что субъект мысленно предвосхищает его результат. При таком понимании личность признается виновной не потому, что она совершила какое-то конкретное действие, а потому, что образ ее мыслей не соответствует требованиям буржуазного правопорядка». [261]