Владислав Груздев - Гражданско-правовая защита имущественных интересов личности. Книга 1. Общие положения

Например, некорректно приравнивать по значению к правомочию на чужое поведение, входящему в содержание обязательственного права, правомочие носителя данного права на собственное поведение. Ведь достижение цели обязательства, а значит, функционирование соответствующего субъективного права как системы выступает следствием именно поведения должника. Поведение кредитора создает лишь условие исполнения обязательства, причем принятие исполнения следует рассматривать в качестве обязанности (пусть и кредиторской), но не правомочия. Сказанное позволяет усомниться в наличии оснований для признания правомочия на собственное поведение элементом всех без исключения обязательственных прав.

Таким образом, в качестве системы должно рассматриваться единичное субъективное право, которое состоит из комбинации конкретных правомочий (субвозможностей) как элементов этой системы. Данное право, если оно относится к числу абсолютных, представляет собой возможность активного или пассивного поведения управомоченного субъекта в отношении объекта права («право на свое поведение»), или, если оно является относительным, – возможность поведения управомоченного субъекта в форме присвоения результата действий обязанного субъекта («право на чужое активное поведение») [14]. Что касается набора правомочий, образующих конкретное субъективное право, то он определяется содержанием соответствующего правоотношения, а также тем, в каком состоянии находится само право – в ненарушенном и неоспоренном либо, наоборот, в нарушенном или оспоренном.

Так, реально требовать признания только нарушенного или оспоренного регулятивного права. При этом исковая давность распространяется на требование о признании, предъявляемое с целью реализации правомочия, входящего в состав нарушенного права, и не распространяется на требование о признании, предъявляемое при осуществлении правомочия, входящего в состав оспоренного права. Ведь в силу ст. 195 ГК РФ исковая давность – это срок для защиты права по иску лица, право которого нарушено , но не оспорено.

С изложенных позиций и следует подходить к выяснению сущности явления, именуемого «правом на защиту».

В.П. Грибанов убедительно доказал, что заданным правом скрываются разноплановые возможности [15].

Действительно, отдельные возможности защиты субъективного права заметно различаются между собой. К их числу, в частности, относятся: 1) возможность защиты односторонними действиями фактического или юридического порядка (возможность самозащиты или оперативного воздействия); 2) возможность принудительной реализации регулятивного права (например, возможность присуждения должника к исполнению противостоящей защищаемому регулятивному праву обязанности в натуре); 3) возможность присвоения результата действий субъекта охранительной обязанности, совершаемых добровольно или принудительно.

Первая из перечисленных возможностей осуществляется исключительно без участия государственных (уполномоченных государством) органов, вторая – исключительно с участием указанных органов, третья – как с их участием, так и без него. Соответственно, в двух последних случаях обладатель нарушенного или оспоренного права наделен также возможностью обратиться в установленном порядке за защитой права к государственным (уполномоченным государством) органам, а именно потребовать предоставления публично-правовой защиты.

Возможность защиты односторонними действиями и возможность осуществления регулятивного права с помощью принудительной силы государства могут являться только элементами защищаемого права, поскольку их использование не требует дополнительного к уже имеющемуся содействия со стороны нарушившего или оспаривающего право лица. Указанные возможности не обладают таким непременным признаком субъективного права, как обеспеченность отдельным должным поведением обязанного субъекта [16]. Следовательно, их можно рассматривать лишь в качестве субвозможностей (правомочий), входящих в содержание самого защищаемого регулятивного права в его оспоренном или нарушенном состоянии.

Другое дело – возможность присвоения результата действий носителя охранительной обязанности. Использование данной возможности предполагает совершение нарушителем права охранительных действий в виде предоставления исполнения, т. е. поведение должника, качественно отличающееся от предусмотренного нарушенной обязанностью. В этом случае идет речь об охранительном обязательстве и, соответственно, о самостоятельном охранительном праве как элементе данного обязательства [17].