В конце XVIII – начале XIX в. этому термину стали придавать уголовно-правовое значение, что связывается с активной кодификацией уголовного права и появлением Особенной части в структуре уголовного законодательства [5] См.: Курс советского уголовного права: В 6 т. Т. 2: Преступление (автор – А. А. Пионтковский). М., 1970. С. 106.
. Вначале данное словосочетание появилось в лексиконе немецких криминалистов, которые перевели Corpus delicti как Thatbestand (Tatbestand) и использовали в смысле совокупности необходимых объективных признаков преступления. Длительное время процессуальное происхождение Corpus delicti, его «родимые пятна» сказывались на содержании этого понятия в уголовном праве, вот «почему из учения о составе преступления обыкновенно исключали учение о субъективных условиях виновности» [6] Таганцев Н. С. Указ. соч. С. 141.
. Получалось, что вопрос о вине, о субъективных (внутренних) признаках совершенного деяния не охватывался учением о составе преступления. Например, крупнейший, по определению Н. Д. Сергеевского [7] См.: Сергеевский Н. Д. Указ. соч. С. 15.
, представитель юриспруденции этой эпохи, баварский криминалист Ансельм Фейербах, который был последователем кантианской философии с ее бескомпромиссным противопоставлением объективного субъективному, относил к Tatbestand только объективные признаки преступного деяния, а субъективные свойства (вину) выводил за пределы состава преступления, рассматривая их в качестве второго (наряду с Tatbestand) самостоятельного условия наступления уголовной ответственности и наказуемости лица, совершившего преступление [8] Feuerbach A. Lehrbuch des gemeinen in Deutschland giltigen peinlichen Rechts. Mit vielen Anmerkungen berausg. 1847.
.
Постепенно, однако, ряд немецких криминалистов стали трактовать содержание Tatbestand более широко, с включением в него всех необходимых, и объективных, и субъективных, признаков преступного поведения. Так, еще один известный немецкий ученый-криминалист А. Ф. Бернер, являвшийся последователем гегелевской философии, признававшей единство объективного и субъективного, субъекта и объекта, включал в состав преступления и объективное свойство (действие, бездействие), и субъективное свойство деяния – вину лица [9] Berner A. Lehrbuch des deutschen Strafrechts. 1871; Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Часть Общая и Особенная. Т. 1 / Перевод Неклюдова. 1865.
. Вместе с тем, по свидетельству А. Н. Трайнина, и в этот период в курсах буржуазного уголовного права Листа, Видаля, Ру и других авторов учению о составе преступления отводилось по нескольку строк. А в значительной по объему работе К. Кенни «Основы уголовного права» состав преступления как понятие вообще не упоминается [10] См. об этом: Трайнин А. Н. Общее учение о составе преступления. М., 1957. С. 7.
.
Помимо проблемы соотнесения Tatbestand с субъективными свойствами преступного деяния в немецкой доктрине не получал однозначного разрешения вопрос о соотношении состава преступления (Tatbestand) и собственно преступления. И это не случайно, ибо оставался открытым вопрос о том, что же такое состав преступления. В итоге одни юристы отождествляли эти понятия, считали их синонимичными, полагая, что «состав преступления» – это лишь иное наименование преступления [11] См.: Жеребкин В. Е. Логический анализ понятий права. Киев, 1976. С. 49.
, другие придавали им разную роль и содержание. В конечном счете учение о составе преступления активно не разрабатывалось, «сама проблема предавалась забвению, особенно чувствовалось это в учебной литературе» [12] См.: Жеребкин В. Е. Логический анализ понятий права. Киев, 1976. С. 50.
.
Данная проблема (среди прочих) «перекочевала» в уголовно-правовую теорию России, когда к середине XIX в. российские криминалисты восприняли и ввели в научный оборот Tatbestand, звучавший в переводе на русский язык как состав преступления . Он трактовался доктриной в широком смысле этого слова в качестве определенного числа необходимых объективных и субъективных признаков, которое не может быть ни увеличено, ни уменьшено. Но и в России спектр отношений к рассматриваемому юридическому термину был достаточно широк – от полного его отрицания (по тем мотивам, что ни в одной другой науке он не используется, следовательно, и уголовное право может без него обойтись) до признания важной роли данного понятия. Однако масса неясных вопросов оставалась, а внимания им, как и в целом составу преступления, в дореволюционной русской правовой литературе уделялось крайне мало. По свидетельству А. Н. Трайнина, в учебнике проф. Н. Д. Сергеевского и в курсе уголовного права проф. Н. С. Таганцева, в котором подробно излагалось учение о преступлении, вопросы состава преступления не разрабатывались. Учебники профессоров С. В. Познышева и П. П. Пусторослева уделили этим вопросам всего одну страницу, а учебник Э. Немировского, вышедший в 1918 г., учения о составе преступления не затрагивал вовсе [13] См. об этом: Трайнин А. Н. Указ. соч. С. 8; см. также: Жеребкин В. Е. Указ. соч. С. 50.
.
Читать дальше