Владимир Горохов - Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага

Вот с такими грустными мыслями афинский купец плыл на своём корабле по Внутреннему морю к берегам древнейшей загадочной страны. Дни сменялись ночами, а ночи днями. Радость и веселье первой части пути сменилась горечью и грустью второй. Ну что ж, такова жизнь. Радость и горечь соседствуют друг с другом, жизнь и смерть – ближайшие соседи, и от этого никуда не уйдёшь, не уплывёшь и не убежишь; с этим приходится мириться. Слишком хрупкое существо человек, чтобы противиться воле богов, воле Судьбы. Да что там человек, сами боги подвержены Судьбе. Даже нить их жизни прядут, тянут и обрывают Мойры – Клото, Лахесис и Антропос. Боги также подвержены страданиям, мучениям и несчастной участи. А человек тем более беззащитен и зависим. Его участь покрыта тайной. Остаётся только надеяться, что Судьба благосклонна к Солону, к его трудам и делам.

В суете житейских забот человеку бывает некогда поразмышлять над своими делами и поступками. Потом, вдруг, опомнился, оглянулся, а жизнь прошла и ничего уже не изменишь. А как бы хотелось. Впрочем, Солон, в отличие от большинства, часто размышлял над прошлым и настоящим, благо морские путешествия способствовали этому. О будущем он думал меньше, почти не строил длительных планов. Солон жил настоящим, хотя, конечно, настоящее есть мимолетное промежуточное звено в цепи прошлого и будущего.

– Ах ты, бесконечная цепь времени, – с грустью размышлял афинянин, – как ты тяжела и неустойчива, как ты больно сжимаешь человеческое горло. Порою ты кажешься золотой цепочкой, украшающей шею, но чаще всего рабской цепью, сковывающей человеческое тело. Разорвать тебя и сбросить в вечность не удаётся никому, и тяжким бременем ты лежишь на теле и душе. И не многим, очень немногим удаётся облегчить это бремя и хотя бы ненадолго возвыситься над пространством и временем, воспарить над бренностью, предаться великому и прекрасному делу. А что, в сущности, есть великое и прекрасное? Сама жизнь? Этот необъятный мир? Возможно. Но прекрасны ли они? – вот в чём вопрос. И убедительного ответа на него пока не дал никто. И даст ли?

Нет, Солон видел прекрасное и возвышенное во всём – в природе, в человеке. Но как часто это прекрасное, возвышенное становилось низменным и уродливым, буквально на глазах меняя свой облик, свою суть на противоположную.

– А может быть любовь составляет суть прекрасного и великого? Может быть, может быть, – отвечал афинянин самому себе. – Но где она, эта любовь, в чём она собственно проявляется? В почитании отечества, в страсти к женщине, в нежной привязанности к детям и родителям, в преданных чувствах к друзьям? Не исключено, не исключено, – снова давал он себе ответ. – Но как часто жизнь опровергает это. Любовь к отечеству поворачивается тем, что оно отвергает или изгоняет тебя. Любовь к женщине часто сменяется на гнев и ненависть. Любовь к родителям и детям – на безрассудные действия по отношению к ним. Дружба, даже великая, порой превращается во вражду, а то и в предательство. Как всё непонятно и неустойчиво в этом мире, как сложен, скрытен и непостижим человек. В нём загадка всего сущего, от него исходят все радости и беды. Тому, кому удастся разгадать тайну человека, суть и смысл его жизни, тому будут подвластны многие другие тайны. А теперь только по явному можно догадываться о неведомом. Как мало мы знаем…

Так, примерно, размышлял обо всём этом Солон. Размышляя, погрузился в сон. И вновь ему явилась Елена – дочь Лисия. Она будто бы в одиночку быстро плыла на лодке мимо корабля Солона. Завидев её, купец радостно помахал рукой, а она, сойдя с лодки, и став на гребень волны в ответ прокричала ему всего лишь несколько слов:

– Солон, не задерживайся на чужбине слишком долго. В Афинах тебя ждут великие дела и непроложенные пути!

Сон был мимолётным. Скорее всего, афинянин в раздумьях задремал. Открыв глаза, он обнаружил, что никакой Елены нет и в помине, что за бортом корабля на много стадиев вокруг виднеется вода и только вода. В этот час с купцом всего лишь соседствовало тихо плескающееся, и журчащее море.

«С чего бы это Елена снова явилась во сне? – спросил себя купец. – Возможно она мой гений, мой счастливый вестник, или я влюбился в неё? А может она влюбилась в меня? Да нет же! Елена годиться мне в дочери, она мой близкий друг, можно сказать – родной человек. А что касается влюблённости, то она действительно имеет место. Я боготворю её как все прекрасные творенья. Люблю её так, как люблю море, люблю как красивый цветущий сад, зеленеющей лес, колосящиеся поля, как люблю голубое небо, чистый воздух, солнце, луну, звёзды. Но то особый род любви, выходящий за пределы межчеловеческих отношений. В нём есть особый смысл. Все эти сны, с участием дочери Лисия, тоже ведь ещё одна загадка», – продолжал удивляться Солон. Долго и много размышлял афинский купец. Порой разговаривал с Харетом о вещах незаметных, малозначащих, затем любовался морем, небом, потом снова спал, снова размышлял, иногда, ради удовольствия, помогал экипажу грести. Наконец впереди замаячили очертания египетских берегов. Сразу же у всех улучшилось настроение. Путь от Крита к Египту преодолели без лишних тягот и тревог. Ни погода, ни пираты на сей раз не беспокоили афинян, что было хорошей приметой. Помимо торговых дел у Солона имелись намерения и чисто духовного содержания. Год тому назад два жреца, один из Саиса, другой из Фив, побывали в Афинах. Солон не только имел с ними возвышенные беседы, но и принимал их как почётных гостей у себя дома. Те искренне благодарили афинянина за гостеприимство и пригласили посетить их знаменитые храмы. При этом был дан намёк, что Солон может узнать о том, о чём неизвестно ни одному данайцу – так называли эллинов египтяне. Вначале Солон не придал этим словам существенного значения, но впоследствии его не раз донимало любопытство. О чём же это таком сокровенном, собирались поведать ему жрецы храмов Нейт и Амона?