Владимир Горохов - Законодатель. Том 2. От Анахарсиса до Танатоса

Помимо того он вёл воистину сдержанный образ жизни, скромно питался, иногда мог голодать по нескольку дней. Мало пил вина, совершенно не общался с женщинами, полагая, что мудрецу лучше обходить их стороной. «Либо мудрость, либо женщины», – говорил он самому себе, Анахарсису и Главкону, которые периодически заостряли внимание на этом щепетильном вопросе. Впрочем, кто в Элладе из нормальных мужей не болтал на такую тему. А он без единого сомнения отдавал предпочтение первому, то есть – мудрости, и на словах, и на деле.

Главкон, став знаменитым порностратегом, исподтишка подтрунивал над критянином, особенно по поводу женского вопроса. Говорил, что женщин критянин не ценит лишь по той причине, что не видит их подлинной красоты и не ощущает на себе их тепла и ласки. Он постоянно провоцировал Мисона, приглашая его на «мудрые» дела и эротические встречи в диктерион. Тот спокойно отказывался, уповая на отсутствие там всякой мудрости. Главкон настаивал, утверждая, что если уж там нет мудрых мыслей, то мудрые чувства несомненно имеются. Но мудрый человек и в диктерионе найдёт мудрость, надо только её хорошо поискать.

– В таком случае, почему же ты за многие годы не нашёл её там? – возражал он Главкону. – Ты давно должен был бы стать самым мудрым во всей Элладе, опередив и Солона, и Фалеса, и многих других в деле поиска мудрости и добродетели.

Главкон настаивал на том, что любовь – это божественное явление. Не случайно ей покровительствуют и Эрос, и Афродита, да и сам Зевс славен любовными приключениями.

– Не мог же Эрос, который беспощаден ко всем, забыть о тебе, – упрекал он критянина.

Мисон же отвечал, что из множества богов ему ближе всех Афина, Гестия и Аполлон. «А с Эросом я, видимо, разминулся, пойдя по другой улице», – отшучивался он. А затем вполне серьёзно убеждал порностратега в том, что он не эротоман, и что Эрос, при всём уважении к нему, не является для Мисона ни братом, ни другом, ни даже попутчиком.

Главкон не знал, чем возразить собеседнику и сразу же переводил разговор на другую тему.

С этим назойливым вопросом, то есть посещением храма любви, Главкон и в шутку, и в серьёз не единожды приставал и к Анахарсису. Убеждал его в том, что не может быть человек мудрецом и тем более царевичем, не разобравшись в женщинах и тайнах любви. Ты не будешь знать, что и как, зачем и почему, не сможешь ничего ответить людям, если они тебя об этом спросят. Хорош мудрец, не побывавший в афинском диктерионе! Это всё равно, что не побывать в народном собрании или ни разу не посетить Гелиэю. Тем самым ты опозоришь себя, поставишь в неловкое положение своего учителя, не рассказавшего тебе о самом главном в жизни. Ну и, наконец, ты опозоришь Афины, самый любвеобильный город мира, и меня смотрителя этого тонкого дела.

– Представляешь, каково будет всем нам, – иронизировал смотритель нравственности.

Скиф долго отнекивался, дескать, сейчас не до того. Дела мудрости забирают всё время и силы, к тому же не совсем ясно, что там за женщины. А ещё шутя утверждал, что его высокое царское положение к подобному не располагает. Принцесс там, очевидно, нет. Тем не менее, задуманная авантюра Главкону удалась; он заманил скифа в храм любви и отдал его на растерзание самым опытным порно. Анахарсис провёл-таки целую ночь в объятиях Пчелки и Мурки, после чего долго не мог прийти в себя. Но увидев порностратега возмущённо воскликнул:

– В твоём диктерионе можно потерять всё, не приобретя ничего!

Видимо, он имел в виду значительные денежные траты и полное отсутствие там мудрых идей.

В свою очередь Главкон, довольный свершившимся, загадочно ответил ему:

– Как это так? Видимо, за одну точь горизонты твоего познания сильно не расширились. Надо бы побывать ещё несколько раз. Тогда и мудрость к тебе придет, и Эрос станет твоим другом.

Тем не менее царевич время от времени, явно или тайком, посещал подведомственные Главкону заведения. Царевич не царевич, скиф не скиф, мудрец не мудрец, но мужская природа требовала своего. И бороться с этим было крайне сложно, даже столь сильному человеку, как Анахарсис. Анахарсис ведь не Мисон. Тот по своему складу – человек-гора, огромная скала, а скиф всего лишь небольшой камень, который может под небольшим напором треснуть, сдвинуться с места, подпрыгнуть и покатиться по наклонной в разные стороны. Об отношении Мисона к женщинам Анахарсис размышлял многократно, но он так и не понял, кто кого обманул. То ли критянин обманул природу, то ли она его ввела в заблуждение, скрыв от него женские чары.