– Я? – удивился Главкон, видимо, не ожидая, что вопрос, заданный им, вернётся ему самому. Он почесал затылок и, шутя, поведал скифу:
– Моя заветная мечта благодаря Солону уже сбылась – я стал порностратегом. Может ли кто из настоящих мужей мечтать о большем? Вряд ли! Правда, по секрету, скажу лишь только тебе ещё об одной моей мечте, исполнить которую не поможет даже наш законодатель. Ибо тут государственные законы бессильны. Она заключается в том, чтобы… чтобы самому почесать левую лопатку. За это, Анахарсис, я готов пожертвовать чем угодно. Ты себе представить не можешь, как мне хочется иногда почесать правой рукой левую лопатку. Но поскольку правой руки у меня нет, то сделать этого я не могу. И, видимо, никогда уже не смогу, никогда!
– Так почеши левой, Главкон!
– Левая рука толком не достаёт, а правой руки – нет. И я, царевич, об этом только и мечтаю. Днём и ночью об этом лишь думаю, особенно когда там чешется. Но ведь чешется и в других местах, куда левой рукой никак не достанешь. И таких мест у меня предостаточно. Ты не представляешь, какие муки претерпеваю я.
– Так попроси кого-нибудь, Главкон, они помогут, и твоя мечта легко исполнится. Попроси, к примеру жену, и она исполнит твою мечту.
– Это совершенно не то. Ведь там, где надо, где сильно хочется и как надо – никто не почешет. Никто и никогда! Жена тем более.
– А вот моя заветная мечта, – перебил Главкона Солон, – о том, чтобы все жители Аттики, а затем и всей Эллады добротно знали законы и повседневно их придерживались. Я мечтаю о том, чтобы законопослушание стало обычным для всех делом. Дабы люди никогда не убивали друг друга, не обворовывали, не оскорбляли, не обижали, беспричинно не видели в других врага.
– Ну, это мечта Солона-законодателя. А Солона-человека? У Солона-человека и Солона-поэта какова заветная мечта? – уточнил Анахарсис.
– Названные тобою грани во мне разграничить нелегко. Где кончается Солон-законодатель и где начинается Солон-поэт и тем более Солон-человек, не так-то просто. Но твой хороший вопрос, Анахарсис, мне понятен и приятен. И отвечу на него я следующим образом. Ещё одна моя заветная мечта состоит в том, чтобы каждый афинянин, каждый человек поверил в себя, уверовал в собственные силы и возможности. Чтобы каждый был умным, честным, здоровым, сильным, самодостаточным. Чтобы он не роптал, не просил подачек, не ждал даров со стороны Солона, Аристодора, Главкона, со стороны государства, наконец, со стороны неба. И тем более не воровал, не завидовал, не упрекал, не отчаивался. Чтобы все усердно трудились, обогащались, улучшали свою жизнь, жили в большом достатке.
А ещё я мечтаю, чтобы люди не мешали друг другу хорошо жить, а, наоборот, – помогали. Чтобы они радовались не только своему успеху, но и достижениям своих ближних и дальних соотечественников. Чтобы дети любили родителей, как те любят их, чтобы соседи были друзьями, чтобы везде воцарился мир и чтобы быстрее подрос мой внук Тимолай. Я мечтаю более всего о том, чтобы Афины стали не просто государством демократии, но и полисом довольных жизнью людей. Чтобы каждый мог сказать – жизнь для меня не муки, но радость. Вот в чём состоит сиюминутная мечта Солона человека и поэта. Но по секрету скажу вам, что череда моих мечтаний нескончаема. С каждым мгновением я мечтаю всё больше и больше. Солон – мечтательная натура.
– А у меня, честно говоря, и мечты никакой нет, – подключился к разговору Аристодор. – Я человек без возвышенных мечтаний. Можете себе представить такого? Вы все мечтаете о высоком и далёком, скорее о несбыточном. Не скрою, я иногда размышляю о двух вещах и молю об этом богов – о собственном здоровье и о прочности здоровья афинского государства. Главное, чтобы Афины никогда не утратили того, чего они достигли сейчас. Важно сохранить то, что мы имеем. Вы, видимо, не представляете себе, как сложно сберечь добытое ранее. Всякая добыча даётся тяжело, а её сохранение ещё тяжелее. Если здоров человек и не больно государство, то это ли не заветная мечта умеренного человека? Полагаю, что ничего более мечтательного мне и не надо!
– А какова мечта юного Писистрата? – неожиданно для всех спросил Аристодор у никем не замечаемого всё это время родственника Солона.
Все одновременно повернулись в ту сторону, где он сейчас находился и с любопытством ждали его ответа. Было видно, что Писистрат совершенно не ожидал подобного вопроса. Но, сообразив, что его испытуют, он, тут же, не мудрствуя лукаво, ответил так же, как Аристодор.
Читать дальше