Роман Почекаев: Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII – начала XX века

Первые попытки путешественников описать политико-правовые реалии Монголии без прямой привязки к собственным интересам были предприняты, как ни странно, московскими дипломатами, направлявшимися с поручениями в империю Цин в последней четверти XVII в., когда Южная Монголия уже вошла в состав этого государства, а Северная – сначала de facto, а в 1690-х годах и de jure – стала вассалом маньчжурских императоров. Именно в процессе переговоров с представителями империи Цин они получали информацию о текущем статусе монголов как вассалов императора, их обязанностях перед сюзереном, пределах полномочий внутри собственных владений и в отношениях с иностранными государствами. Правовые аспекты отношений среди самих монголов этих дипломатов, что вполне понятно, также не интересовали.

Обратим внимание, что среди руководителей и сотрудников таких посольств были не только русские (Ф. Байков, Ф.А. Головин), но и иностранцы на русской службе – молдаванин Н.Г. Спафарий, голландец Э. Идес и немец А. Бранд, выходец из Средней Азии С. Аблин и др., в связи с чем возникает вопрос, в какой степени эти последние могут быть охарактеризованы как русские путешественники. Полагаем, что факт их пребывания на русской службе в период посещения Монголии позволяет считать их таковыми [25].

В XVIII в. ситуация в русско-монгольских отношениях существенно меняется – как в отношении состава путешественников, так и целей и задач, которые перед ними ставились. Это непосредственно отразилось и на содержании их сообщений о монгольской государственности и праве.

Продолжались контакты Московского царства (с 1721 г. Российской империи) с Цинской империей, которая в это время старалась закрепить свой контроль над южными и северными монголами и одновременно урегулировать статус границ с Россией [26]. Соответственно, непосредственные дипломатические связи России с монгольскими правителями прервались: дипломаты взаимодействовали с ними лишь как с представителями цинской администрации, когда проезжали через территорию Монголии. В то же время, в связи с расширением восточных владений Российской империи (укрепление позиций в Сибири и на Алтае, принятие в подданство казахских жузов), российские власти стали активно налаживать контакты с Джунгарским ханством, которое противостояло экспансии империи Цин в Монголии [27]. При этом нельзя не отметить, что несмотря на то, что ойратские правители претендовали на некоторые территории, юридически находившиеся под властью России, в течение первой половины XVIII в. они старались поддерживать с ней дружеские отношения [28].

И Цин, и Джунгария были заинтересованы в поддержке России в своем конфликте (или по меньшей мере невмешательстве), что стимулировало активизацию их дипломатических отношений с российскими властями разных уровней. Русские дипломаты в таких условиях уже занимались не только передачей посланий от направивших их монархов или региональных администраторов, но и собирали сведения о ситуации в тех землях, куда направлялись, и через которые проезжали. Выбор в качестве дипломатов хорошо образованных людей [29]объясняет, почему даже в отчетах не только полномочных послов, но и простых курьеров (В.Ф. Братищев, сержанты Д. Ильин, Подзоров, Е. Филимонов и др.), присутствуют весьма ценные наблюдения о политической ситуации в Джунгарском ханстве, Северной и Южной Монголии, отдельных аспектах правовой политики ойратских правителей в Джунгарии и Восточном Туркестане, а маньчжурских – в Северной и Южной Монголии. Наряду с дипломатами, занимавшимися сбором сведений о посещенных государствах неформально, в монгольские земли направлялись и разведчики «под прикрытием»: занимавшиеся торговлей – И.К. Резвых, А. Верхотуров, С. Колмогоров, А. Плотников, пограничные чиновники А. Незнаев, Е.Я. Пестерев и др.

В то же время XVIII в. стал временем начала научного изучения восточных владений Российской империи и соседних государств. Соответственно, одной группой путешественников в Монголию становятся профессиональные исследователи – ученые, большей частью приглашенные Петербургской Академией наук из Европы [30]. Учитывая, что они состояли в течение долгих лет на российской службе (многие даже умерли в России) и совершали свои поездки в монгольские земли по поручению и при финансировании Академии наук, полагаем, есть все основания их также отнести к русским путешественникам [31]. Весьма любопытно, что некоторые из тех академиков, кто побывал непосредственно на территории Монголии и впоследствии признанные в качестве монголоведов (как, например, Д.Г. Мессершмидт [32]или И. Иериг [33]) в своих записках практически ничего не упомянули о политико-правовых реалиях монголов, между тем в материалах тех из них, кто добрался только до русско-монгольской границы, в частности, посетив пограничный город Кяхту [34](П.С. Паллас, И.Г. Георги), содержатся сведения, касающиеся и этой сферы отношений.