Алексей Ракитин - Уральский Монстр. Хроника разоблачения самого таинственного серийного убийцы Советского Союза. Книга I

Формально раскулаченные не считались осужденными, хотя были лишены свободы перемещения и не имели документов. Поскольку они работали на промышленных объектах, им выплачивали заработную плату, с которой удерживалось до 40% на разного рода принудительные отчисления. Произвол административного руководства в отношении ссыльнопоселенцев достиг таких пределов, что в какой-то момент встревожил даже кремлевских бонз. С 1 июня 1931 г. постановлением Совета Народных Комиссаров максимальный предел отчислений с зарплат ссыльнопоселенцев был ограничен 25%, а с 1 августа понижен до 15%. Тем не менее эти косметические меры мало влияли на чрезвычайно тяжелое положение раскулаченных.

Полная безысходность толкала их на побеги. Как было упомянуто выше, Уральский регион в период 1931—1933 гг. принял 302,2 тысячи ссыльнопоселенцев всех категорий, так вот, в то же самое время 237 тысяч человек из их числа предприняли попытки побега. Органам ОГПУ удалось отыскать 68 тысяч беглецов, остальные же по состоянию на 1 января 1934 г. находились в бегах и, по-видимому, сумели легализоваться по поддельным документам. Понятно, что эти люди, с одной стороны, энергичные и толковые, а с другой – обозленные и безденежные являлись рассадником самого серьезного криминала.

Первая половина 1930-х гг. была страшным временем. Без всяких преувеличений. Но об этом сейчас не принято вспоминать, трагедию тех лет заслонил «Большой террор», а кроме того, безумные экономические новации той поры принято оправдывать успехами индустриализации и последующей победой в Великой Отечественной войне. Впрочем, речь сейчас не о будущей чудовищной войне, а голоде начала 1930-х гг.

В условиях жесткого дефицита продуктов питания, в которых оказалась вся страна, партийное руководство обеспокоилось обеспечением лояльности низовых функционеров. Было принято решение ввести специальные закрытые распределители для номенклатурных работников районного уровня и выше. По первоначальному замыслу кремлевских мечтателей в каждом районе страны к такому распределителю должны были «прикрепляться» 20 работников партийного и советского аппарата, поэтому первоначально эти тайные магазины получили название «закрытые распределители двадцатки». Эти оазисы сытой жизни появились в стране Советов благодаря постановлению Наркомснаба СССР от 28 ноября 1931 г. под чарующим номенклатурный слух названием «О продовольственном снабжении районных руководящих работников». А уже через неделю – 5 декабря 1931 г. – последовало логическое развитие содержания этого документа. Речь идет о постановлении Совета Народных Комиссаров СССР «О продовольственном снабжении и лечебной помощи районным руководящим работникам». Последнее постановление, как явствует из названия, помимо продовольственного снабжения, рассматривало вопросы медицинской помощи и санаторно-курортного лечения номенклатурных работников низшего звена. Очень скоро число «прикрепленных» к распределителям лиц превысило заявленную цифру в 20 человек и указание на их число исчезло из названия распределителей. Они стали просто «закрытыми распределителями». Скромненько и со вкусом! Считалось, что практика получения продуктов питания и промтоваров из «закрытых распределителей» – это временная мера, которая отпадет сама собой после отмены карточной системы. Этого, разумеется, не случилось, советская номенклатура оказалась подобна паразиту, которого можно было уничтожить лишь с убийством организма-носителя. Руководящие работники не хотели жить в тех убогих условиях, на которые они обрекли весь народ, а потому подлая система получения продуктов из «закрытых распределителей» просуществовала вплоть до распада Советского Союза. Нельзя не признать, что советская партийно-государственная номенклатура в смысле барских замашек вообще демонстрировала позорную слабость и поразительную нескромность. Революционные люмпены, с садистским удовольствием расстреливавшие имперское дворянство в годы Гражданской войны и после, очень скоро усвоили нравы и повадки классовых врагов. Разница между большевиками и дореволюционными аристократами была лишь в том, что последние создавали комфорт за счет собственных средств, а первые беззастенчиво финансировали самих себя из пресловутых общественных фондов потребления. Ну, конечно, существовала еще и разница в образовании и культуре. Была эта разница, разумеется, не в пользу косноязычных трибунных демагогов, но на фоне тотального ограбления страны и народа, устроенного большевистским царством Хама, данный порок можно считать наименьшим из коммунистических грехов.