Мишель Сапане - Репортаж из морга. Как судмедэксперт заставляет говорить мертвых

До этого я, как обычно, подчинялся порядку, заведенному в суде, и весь обмен репликами происходил через председателя. Но я не могу удержаться и, в нарушение правил, поворачиваюсь к Кевину и его адвокату и провоцирую их:

– Ранее, отвечая на вопросы госпожи председателя, вы несколько раз упоминали, что уже не помните. Возможно ли, что и здесь ваши воспоминания неполные, что вы забыли что-нибудь?

Адвокат:

– Да, может быть, вы что-нибудь забыли? Это объяснило бы следы…

Председатель:

– Ответьте эксперту, месье. Возможно ли, что вы забыли что-то?

Кевин опускает голову, долго думает. В этой тишине можно было бы услышать пролетающую муху. Потом он выпрямляется и смотрит мне прямо в глаза: «Я не меняю своих заявлений».

Мы никогда не узнаем правды. Однако в итоге картина происшествия сложилась.

В устоявшейся схеме Кевина Шанталь немного выделялась. Он выбрал ее ради секса. В основном ради секса, потому что Шанталь жила на социальное пособие, поэтому Кевину нужно было как можно скорее вернуться в свое психиатрическое убежище и искать более выгодный вариант. С другой стороны, он возлагал большие надежды на новую пассию, Мод, с которой познакомился на сайте знакомств. Однако мадемуазель поставила условие, прежде чем пойти дальше в отношениях с ним: она хотела, чтобы Кевин пригласил ее к себе домой. И скоро. Но своего гнезда кукушонок не имел, а добыча не должна была уйти от него.

Тут и думать нечего.

Он задушил хозяйку дома, убрал все ее вещи в аккуратные мешки для мусора в кладовку, поставил рамку с фотографией мальчика, вырезанной из журнала, – Мод он сказал, что это его ребенок.

В тот же вечер он позвал Мод и спал с ней в постели, где перед этим убил Шанталь. Думал ли он, что сможет всегда выдавать себя за владельца дома? Трудно сказать, но почему бы и нет. Одной ложью больше, одной меньше…

Кевина приговорили к 27 годам тюремного заключения, несмотря на все усилия адвоката на «Мазерати» и его помощников. Апелляцию он не подавал.

Я выхожу из здания суда одновременно со старшим следователем.

– Отличная у вас команда, доктор…

Я внутренне улыбаюсь, думая о сильных личностях, окружающих меня. Компетентных, но не всегда покладистых…

– Да, они замечательные.

– А Тиффани, вот уж у кого глаз-алмаз! Она сразу же поняла, что это постановка.

– Согласен, но все-таки это было довольно очевидно!

– Очевидно? Вам так кажется? Мы почти купились, так хорошо все было сделано!

– Да, но кое-что все же можно записать убийце в пассив.

– Ну да, пассив, еще говорят сабмиссив. Но это же обычное дело в мире садомазо… наручники, все дела!

– Нет, я не сказал «пассив», я сказал «записать в пассив». Это значит, что он дал маху, допустил промашку, так раньше говорили. В его случае промашка в том, что он неправильно затянул ремень на шее – след от него не совпадал со странгуляционной бороздой, это мы записываем ему в пассив.

– Понятно. Пассив – это ремень…

– Да говорю же вам, выражение звучит по-другому: «записать в пассив».

– Я все понял, пассив.

Я оставляю следователя наедине с его мыслями и, немного уставший, иду к своей машине.

Кто это крадется в палату образцово-показательного дома престарелых в Приморской Шаранте в такой ранний час? Помощница медсестры, которая как раз вышла в коридор, заметила промелькнувшую фигуру с серой металлической коробкой и пакетом из аптеки в руках. Но ведь сейчас не проводят никаких медицинских процедур и не пускают посетителей! Заинтригованная, помощница идет к палате, открывает дверь и видит странное зрелище. Мужчина склонился у изголовья кровати, на которой лежит пациентка – женщина 92 лет, доживающая свои последние часы.

По решению семьи медики, к тому моменту уже год наблюдавшие за пациенткой, запустили процесс завершения ее жизни: начали глубокую и непрерывную седацию и прекратили гидратацию. Все остальные лекарства отменили десятью днями раньше, оставив только болеутоляющие.

При появлении помощницы медсестры мужчина резко выпрямляется. В руках у него пластиковый пакет, заполненный прозрачной жидкостью, который трубкой соединен с иглой, воткнутой в руку спящей женщины.

– Что же вы делаете? Так нельзя! Вы не имеете права…

– Это моя мать, мадам, и я не допущу, чтобы она умерла от жажды. Это недостойно. Бесчеловечно!

На зов сотрудницы прибегают медсестры, вокруг кровати начинается суматоха. Мужчина не дает никому приблизиться к себе.