Мишель Сапане - Репортаж из морга. Как судмедэксперт заставляет говорить мертвых

– Шеф, эта рана, идущая от грудной клетки до нижней челюсти, просто огромная! В нее даже руку можно просунуть.

– Вы сделали рентген?

– Нет, шеф, аппарат сломан.

– Расскажите немного об обстоятельствах происшествия.

– Жертва найдена сегодня утром на небольшой, но оживленной сельской дороге.

– Видимо, это был наезд, шеф! Грудная клетка полностью сплющена!

– Повреждения очень странные, шеф, вам не кажется?

– Шеф, смотрите, шеф!

– Что там такое?

– В грудной клетке видно что-то… Странное, не знаю, как объяснить… Слишком уж это… Странно.

Сегодня утром ассистенты очень разговорчивы, но после этого замечания следует долгое молчание.

Едва я раздвигаю края огромной раны, как меня бомбардируют вопросами.

– Сердце… А где сердце? А легкие? Где же легкие? А что это такое? Похоже на… печень? Она там, где должно быть сердце?

– Да, а вот это что? Разве это не кишечник на месте легких?

– Ладно, хорошо. Мы все это исследуем. Скальпель.

Как обычно, я разрезаю живот, начиная от лобковой кости, затем отделяю кожу по обеим сторонам раны.

Вид грудной клетки ужасает. Все ребра отломаны у края позвонков.

Однако я не замечаю никаких гематом, как будто чрезвычайно жестокое раздавливание немедленно остановило кровообращение.

Диафрагма, которая обычно отделяет брюшную полость от грудной клетки, широко разорвана; именно поэтому печень буквально плавает в грудной клетке. Я без труда ее вынимаю и с удивлением обнаруживаю, что повреждений нет.

– Что вы об этом думаете?

Ответ меня не разочаровывает.

– Ну как сказать…

– Прошу прощения?

– Я хотел сказать…

– Да?

– Э-э-э, шеф, что это за большой комок посреди кишечника?

– Комок? Это не очень анатомический термин. Не придумали ничего лучше?

Действительно, среди кишечных петель я различаю твердую массу.

Матка? Есть только один способ проверить – надрезать.

Как только я надавливаю на нее лезвием, появляется крошечный плод. Идеально сложенное маленькое существо. Целый. Потом второй, наконец третий.

Многоплодная беременность, прерванная внезапной смертью матери. Остальная часть вскрытия ничего не дает.

Очевидно, жертва подверглась массивному раздавливанию всей грудной клетки и живота. Поскольку она была найдена на дороге, я пытаюсь представить себе гигантские шины, способные вызвать подобные травмы. Должно быть, сельскохозяйственная машина. Под давлением сердце и легкие были вытеснены из тела, а содержимое грудной клетки переместилось наверх. Чавк…

После удаления кишечника я быстро извлекаю внутренности, и органы один за другим оказываются на подносе. У меня остается только пустая туша.

– Шеф, ни капли крови…

– Да, это досадно.

– И правда, как же без крови? Это уже не вскрытие…

– Ты прав, вскрытие – это как когда готовят рагу, должна быть кровь! Или получается не взаправду!

– Как же мы поступим?

– Возьмем печень. Она целая, и в ней полно крови, нам подойдет.

– А если нет, будем запекать?

– Нет, тогда получится слишком сухо. Тушка слишком маленькая. А вот с печенью и грибами можно сделать рагу.

– Нет, без грибов, я не ем грибы!

– Отдашь их мне!

– Ладно, ребята, сделаем рагу. Маме понравится. Подержите-ка вот так.

– Ну что, дети, я правильно сделала, что принесла папе работу? Хорошо, что я купила кролика, да?

– Да, и мы втроем с папой провели вскрытие.

– Только это оказался не кролик, а крольчиха. И у нее три крольчонка в животе.

– Пап, мне надоело играть в судмедэксперта. Давайте есть мороженое!

– Ладно, а потом сделаем рагу. Идет?

И у судмедэкспертов есть семейная жизнь…

Обычно прибытие фургона для перевозки тел к площадке перед входом в морг университетской больницы происходит без особой шумихи. По крайней мере, так задумано. Вход со двора, вдали от потока машин, ведет прямиком на второй подвальный этаж, где располагается институт судебной медицины. Однако напротив возвышается одиннадцатиэтажное здание больницы, царствующее над этим городским пейзажем. Из десятков палат открывается вид с высоты птичьего полета, немного ограниченный оконными блокираторами, на прибывающих к нам и покидающих… Навсегда.

И в этот февральский день 2019 года у окон толпятся пациенты, завороженные необычной сценой.

Сотрудники предупредили меня всего несколько минут назад. Я едва успеваю пробежать длинный коридор, пройти через охраняемые двери и выйти на площадку. Черный фургон для перевозки тел припаркован задом к дверям, его двери широко открыты. На земле – громоздкий черный мешок для трупов на груде скрученных металлических трубок. Два санитара, тощие как спички, объясняют: «Когда мы вытащили носилки, они погнулись».