В нашем коллективе судмедэкспертов много психиатров. Судебных психиатров. Я отношусь к ним с теплом, но иногда, чтобы подразнить их, напоминаю о своем в некотором роде примитивном видении психиатрии: для меня есть большие сумасшедшие (иногда представляющие опасность и находящиеся в специальных учреждениях), которые не могут приспособиться к жизни в обществе; умеренные сумасшедшие – им удается неплохо справляться при помощи лекарств и часто вести социальную жизнь, пусть даже немного беспорядочную; пограничные случаи между безумием и нормальностью; социопаты, не любящие общество; психопаты, умеющие скрываться среди нормальных (по крайней мере, до поры до времени, и потом попадающие в категорию больших сумасшедших); и, наконец, нормальные.
Большинство из нас – нормальные, но мы можем позволить себе быть немного параноиками, немного обсессивными [19], немного невротичными или немного истеричными… (Но это уже не большая психиатрия, а просто психология, поскольку то, что вы из нормальных, не означает, что вы не страдаете.)
И я даже могу вам сказать, это не секрет, что некоторые психиатры мечтают внести всех нас (и нормальных тоже) в свой реестр психических расстройств (DSM).
В DSM был даже гомосексуализм, и исключили его оттуда только в 1973 году.
Когда в шутливом тоне я изрекаю подобные простые истины, моя команда в ужасе закатывает глаза, все протестуют, напоминая мне, что о сумасшедших так давно уже не говорят.
В то же время все признают, что где-то в глубине здесь есть доля истины. Но только в самой глубине…
После показаний психиатров наступает время следователей. Обожаю эту часть. Именно тогда у меня складывается картина дела. И здесь личность Корин предстает передо мной в совершенно новом свете.
Следствие проделало кропотливую работу, благодаря которой вырисовывается совсем иное описание подсудимой. Она говорит, что «больше не хотела видеть мужчин в своей жизни», но следствие выяснило, что она регулярно созванивалась по меньшей мере с тремя мужчинами в течение полугода до происшествия. Корин была мошенницей: она использовала вымышленные имена и чужие чековые книжки, получала социальное пособие на другого человека, у нее были деньги из непонятных источников и она лгала о средствах, которые получала. Ее действия после убийства вовсе не хаотичны: кажется, она делала все для того, чтобы скрыть тело и вывезти его из города.
Вот и я наконец на скамье свидетелей [20] В России судебно-медицинский эксперт не может выступать в суде в качестве свидетеля по делу, в котором он проводил экспертизу, он выступает в качестве эксперта. – Прим. науч. ред.
. Представившись (я забыл указать свой возраст, как потом отметит интерн) и принеся стандартную присягу (честно и добросовестно внести свой вклад в отправление правосудия), я возвращаюсь к последовательности событий, сообщенной обвиняемой, попутно сравнивая ее с результатами вскрытия. Хотя история кажется связной, я не могу не заметить: все могло бы сложиться иначе, не находись жертва под воздействием золпидема.
Это замечание приходится кстати – на скамье свидетелей меня сменяют токсикологи. И здесь следственный судья использовал тяжелую артиллерию: двух очень внимательных к деталям экспертов, которые, помимо поиска и измерения всех токсичных веществ в жидкостях, взятых во время вскрытия, также состригли волосы жертвы и провели их анализ.
Потому что в волосах записана история всех медикаментов, которые мы принимаем, будь то постоянно или один раз.
Первый эксперт подробно объясняет, как в луковице волоса (и его стержне) преобразуются поглощенные продукты, оставляя свой след. Золпидем можно отследить в волосах всех, кто регулярно его принимает. Волосы отрастают в среднем на один сантиметр в месяц; длина образцов волос, взятых у потерпевшей, – четыре сантиметра. Таким образом, эксперт имел данные за последние четыре месяца. Результаты анализов однозначны: за месяц, предшествовавший смерти, Сильвет ни разу не принимала золпидем…
Теперь очередь второго эксперта. Он подтверждает показания первого и добавляет весомый аргумент: доза золпидема в крови жертвы соответствует приему двух или трех таблеток за несколько мгновений до смерти. Продукт, метаболизирующийся в луковице, не мог быть обнаружен в волосах, поскольку они не успели отрасти с момента употребления медикамента до наступления смерти. Дозировка не смертельна, но достаточна, чтобы вырубить (образно говоря) человека, который не употребляет препарат регулярно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу