Коллектив авторов - Полный курс уголовного права. Том I. Преступление и наказание

Еще ранее, в эпоху Петра I, формализм уголовного законодательства, по свидетельству русских правоведов, доводится до крайностей. Основанием криминализации деяний, т. е. признания их преступлениями, признавалось простое непослушание царским предписаниям. Все, что царь запретил под страхом наказания, то и являлось преступлением, независимо от того, наносило ли деяние вред кому-либо или обществу, или же оно было полезным. Правда, иногда все же объективное свойство преступления – его антисоциальность – в петровском законодательстве появлялось. Например, в Артикуле воинском 1715 г. преступления определяются как деяния «вражеские и предосудительные против персоны его величества или его войск, также его государства, людей или интересу государственного» [220].

Надо отдать должное русским ученым: они (за редким исключением) признавали материальное понятие преступления, конечно, в сочетании с юридическим. Об этом обстоятельно писали Н. С. Таганцев, В. Д. Сергиевский, С. П. Мокринский, П. Д. Калмыков, Н. П. Неклюдов и др.

А. Ф. Кистяковский приводил доводы в пользу формального законодательного определения преступления, которые можно встретить у современных сторонников формальной дефиниции преступления. Он считал, что закон может давать лишь формальные повеления и конструировать готовые формулы. Поэтому, если в ученом трактате правильно говорится, что преступление есть посягательство на неприкосновенность права и безопасность общества, такое определение будет понятно и уместно. В законодательстве же оно вызовет запутанность [221]. Ему обоснованно возражал Н. С. Таганцев: «Преступлением почитается деяние, посягающее на юридическую норму в ее реальном бытии, деяние, посягающее на охраняемый юридической нормой интерес. Если мы будем видеть в преступлении только посягательство на норму, будем придавать исключительное значение моменту противоправности учиненного, то преступление сделается формальным, жизненепригодным понятием, напоминающим у нас воззрения эпохи Петра Великого, считающего и мятеж, и убийство, и ношение бороды, и срубку заповедного дерева равно важными деяниями, достойными смертной казни, ибо все это виновный делает одинаково, не страшась царского гнева» [222].

В традициях российского уголовного законодательства создавались первые советские УК 1922 и 1926 гг. Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик формулировали материальное понятие преступления как общественно опасное, посягающее на интересы социалистических правоотношений. При этом впервые социальная характеристика преступления дополнялась классовой в строгом соответствии с Конституциями РСФСР, а затем СССР. УК 1922 г. характеризовал общественную опасность деяния как «угрозу основам советского строя и правопорядка, установленного рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени».

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. уже не содержали классовой оценки объектов преступных посягательств. Общественная опасность трактовалась как посягательство на общественный строй СССР, политические и экономические системы, социалистическую собственность, личность, политические, трудовые, имущественные и другие права и свободы граждан. Аналогичное определение давал УК РСФСР 1960 г. УК РФ 1996 г. не раскрывает общественную опасность как посягательство на те или иные объекты, ибо перечень таковых дается в ст. 1 УК.

Как видим, содержание общественной опасности преступления в четырех Уголовных кодексах РСФСР и РФ постоянно трансформировалось адекватно объективным явлениям преступности и субъективным воззрениям на преступление в тот или иной промежуток времени. Развитие шло от социально-классовой характеристики к исключительно социальной.

Между тем в двух проектах УК – официальном 1994 г. и доктринальном 1993 г. – предпринимались попытки отказаться от общественной опасности в понятии преступления. Разработчики последнего проекта сочли разумным вернуться к формальному определению преступления как действия или бездействия, запрещенного уголовным законом, аргументируя это тем, что общественная опасность якобы «декларативный признак», «политизированное положение» и что «пора избавиться от социальной характеристики деяний, сосредоточив внимание на описании правовых признаков преступления» [223].

Проект УК 1994 г. предлагал такую дефиницию преступления: «Преступлением признается запрещенное уголовным законом деяние (действие или бездействие), причиняющее вред или создающее угрозу причинения вреда личности, обществу или государству». При этом в пояснительной записке были приведены следующие доводы: указание на «вред» вместо «общественной опасности» соответствует намерению авторов отказаться от политических штампов, а также подчеркнуть мысль о том, что уголовное право охраняет от преступлений не только общественные интересы, но права и законные интересы каждого отдельного человека [224].