Дмитрий Смирнов - Нетипичные нормативно-правовые предписания в системе норм трудового права

Как мы указывали выше, норма права (логическая норма) представляет собой идеальный объект, который материализуется при помощи письменной речи в нормативном акте. Воля законодателя, изначально субъективная, материализуется в нормах-предписаниях и таким образом как бы «отрывается» от своего создателя и становится «наличной действительностью».

Впоследствии на основе текста нормативного акта правоприменители как бы «заново воссоздают» волю законодателя, для каждого из них содержание нормативного акта также становится элементом их внутреннего мира, т. е., по сути, субъективным явлением 42.

Данное положение, однако, вовсе не означает, что мы являемся «правовыми солипсистами». Мы, конечно же, признаем объективность права, однако вряд ли можно признать, что данная объективность в праве является однородной.

Нет оснований отрицать объективность нормативных актов. Однако для того, чтобы оперировать с нормативными предписаниями данных актов должным образом, правильно применять их положения, юрист должен сделать содержание этих предписаний содержанием своего внутреннего мира. Естественно, что по наиболее типичным случаям, ситуациям, прямо урегулированным соответствующей нормой права, у абсолютного большинства юристов будет единое мнение. Но чем глубже мы будем уходить в правовую материю, чем сложнее ситуации будем брать, тем больше будут расходиться мнения профессионалов, тем более различной будет судебная практика. Можно сказать, что чем глубже мы проникаем в правовую материю, тем больше будет нарастать рассогласованность в правовом регулировании.

Вернемся теперь к структуре логической нормы, предложенной С.С. Алексеевым. Как видно с учетом вышеизложенного материала, С.С. Алексеев, декларируя выделение логической нормы по критерию ее содержания, на практике как раз и не касается содержания нормы, а воспринимает логическую норму как сумму норм-предписаний, т. е. содержание нормы воспринимает как сумму форм ее отражения. Вряд ли подобный подход можно признать обоснованным.

Заслуживает внимания и позиция О.Э. Лейста. Он обратил внимание на логическое несоответствие, которое наблюдается при изучении структуры нормы права. А именно, если под нормой права понимается правило поведения людей, а под диспозицией понимается указание на определенное правило поведения людей, то «…надо сделать вывод, что при таком понимании диспозиция является чем-то более значительным, чем только часть, элемент нормы права. Если диспозиция является правилом поведения людей, то какие еще могут быть составные части правовой нормы, все содержание которой выражено в диспозиции?» 43.

Выход из сложившейся ситуации О.Э. Лейст видел в том, чтобы рассматривать гипотезу и санкцию не в качестве составных частей, а в качестве атрибутов правовой нормы. При этом под гипотезой он понимал «определение нормативным актом обстоятельств, при наступлении которых необходимо руководствоваться данной нормой права, а также круга лиц, которые должны соблюдать норму права, реализовать ее предписание» 44. Под санкцией О.Э. Лейст понимал «указание на меры государственного воздействия, принуждения, с помощью которых норма права охраняется от нарушений» 45. В то же время ясно прослеживается, что и гипотеза, и санкция являются, в свою очередь, самостоятельными нормами, ведь они сами содержат в себе определенные правила поведения. Осмысливая этот вывод О.Э. Лейста, П.Ф. Елисейкин писал, что «может быть, следовало бы говорить о более точном терминологическом обозначении связи гипотез и санкций с диспозициями. Думается, что правильнее говорить о функциях, которые выполняют отдельные и относительно самостоятельные нормы, взятые в единстве трехчленной формулы, в связи друг с другом. Об одной из них, очевидно, нужно сказать, что она выполняет функцию гипотезы, о другой – что она выполняет функцию диспозиции, а о третьей – что она выполняет роль санкции» 46.

Подведем некоторые промежуточные итоги. Те предписания, которые мы видим в абзацах, пунктах, подпунктах, частях, статьях и прочих структурных единицах нормативного акта (нормативно-правовые предписания как форма), являются не нормами права (которые по природе своей суть содержание права), а формой выражения данных норм, материализации норм при помощи письменной речи. Содержанием же нормы является субъективное представление, основанное на тексте нормативного акта.

В связи с вышеизложенным возникает необходимость в разрешении вопроса о структуре нормы права, а именно является ли норма права двучленной либо трехчленной.