Олег Кутафин - Неприкосновенность в конституционном праве Российской Федерации. Монография

22 марта 1791 г. был принят декрет, разъясняющий декрет от 26 июня. Новым декретом устанавливалось, что преступления народных представителей хотя и подсудны общим судам, но последние могут лишь производить дознания, результаты которых должны быть представлены собранию. Само же предание суду может последовать лишь с согласия Законодательного корпуса [59] См.: Шалланд Л. А. Указ. соч. С. 185. .

В декрете, принятом 13 июня 1791 г., в качестве общего правила устанавливалось начало неприкосновенности представителей от момента провозглашения их избрания и до окончания легислатуры, членами которой они состоят, а также во время необходимого для их возвращения домой срока и признавалась неприкосновенность в отношении деяний, совершенных депутатами во время исполнения ими своих обязанностей (свобода слова). В соответствии с этим декретом представители за преступления, совершенные ими при исполнении своих обязанностей, могли быть арестованы на месте преступления или в силу приказа о задержании. Однако продолжение преследования разрешалось только в том случае, если Законодательный корпус признавал, что имеются основания для обвинения.

Все эти положения, за исключением определения срока, в течение которого депутаты пользуются неприкосновенностью, вошли в Конституцию, принятую в 1791 г. [60] См. там же. С. 186.

Наряду с уголовной неприкосновенностью представителей неоднократно поднимался вопрос и об их свободе от ареста по гражданским взысканиям. Однако 7 июля 1790 г. Национальное собрание решило, что по гражданским делам задержание депутатов вполне возможно, а Декрет об организации Законодательного корпуса содержал статью, разрешавшую обращать взыскание как на самого депутата, так и на его имущество [61] См. там же. С. 187. .

Что касается другой привилегии – свободы слова, то, как уже отмечалось, этот вопрос регламентировала Декларация 23 июля 1789 г., которая устанавливала строгие меры за всякое покушение на эту привилегию. Принятый 29 июля 1789 г. наказ передавал дисциплинарную власть над его членами председателю. Затем Законом от 13 июня 1791 г. было установлено правило, согласно которому народные представители несли ответственность за действия, совершаемые ими при исполнении своих служебных обязанностей, только перед Законодательным корпусом. Это правило было включено и в Конституцию 1791 г. В ней указывалось, что «представители народа неприкосновенны; они не будут подлежать ни преследованию, ни обвинению, ни суду за то, что скажут, напишут или сделают при исполнении ими своих обязанностей представителей» [62] Шалланд Л. А. Указ. соч. С. 187. .

25 сентября 1791 г. было принято Уголовное уложение, в котором рассматривалось лихоимство со стороны народных представителей. Это преступление каралось смертной казнью. Предание виновника суду могло последовать только с разрешения Законодательного корпуса. Преступным признавалось само принятие дара или денег, а не те мнения или голосования депутата, которые явились последствием подкупа. Таким образом, преследованию мог подвергнуться депутат, не успевший даже еще высказаться или учинить какие-либо действия во исполнение данного им обещания [63] См. там же. С. 188. .

1 апреля 1793 г. был издан декрет, вызванный острой политической обстановкой в стране. В нем устанавливалось: «Национальный Конвент, принимая во внимание, что народное благо есть высший закон, постановляет, что, невзирая на неприкосновенность представителей французского народа, он предает суду того или тех из своих членов, против которых будут основательные подозрения в том, что они действуют заодно с врагами свободы, равенства и республиканского правления, если эти подозрения будут вытекать из донесений или письменных доказательств, представленных Комитету Общественной Обороны, на коего возложены доклады по обвинительным приказам Конвента» [64] Там же. С. 191. .

Декрет носил временный характер, а его принятие было обусловлено исключительными обстоятельствами.

Новая Конституция 1793 г. восстановила как свободу слова депутатов, так и их неприкосновенность. Однако привилегированное положение известной категории граждан плохо сочеталось с принципом абсолютного равенства, который был положен во главу угла Конституции, так же как не соответствовало оно и принципу народного суверенитета, взятого в его чистом виде. Кроме того, ст. 31 Декларации прав человека и гражданина, приложенной к Конституции 1793 г., устанавливала, что «преступления поверенных народа и его агентов никогда не должны оставаться безнаказанными. Никто не имеет права считать себя более неприкосновенным, чем прочие граждане». К этому необходимо добавить, что согласно Конституции 1793 г. депутаты были истинными представителями лишь постольку, поскольку они совершали административные акты и издавали декреты. В области же законодательства они являлись только поверенными, агентами народа, которому они лишь предлагали на утверждение законопроекты. Неприкосновенностью же могли пользоваться только представители – распространять эту привилегию на простых мандатариев было нелогично, хотя расчленить функции депутатов и обеспечить иммунитетом лишь одну их категорию было, разумеется, совершенно невозможно [65] См.: Шалланд Л. А. Указ. соч. С. 192–193. .