Одна из главных особенностей механизма функционирования международного права состоит в отсутствии централизованного аппарата принуждения, способного принуждать суверенных субъектов к соблюдению норм международного права. В силу этого принуждение в случае необходимости осуществляется децентрализованно (индивидуально) – государствами, используя механизм контрмер и централизованно (коллективно) – при помощи институционального механизма международных организаций посредством международно-правовых санкций.
Необходимо отметить, что международные организации играют все более существенную роль в обеспечении уважения к международному праву. Это обстоятельство отмечается многими известными специалистами в области права международных организаций. Е. А. Шибаева пишет: «Одним из существенных направлений развития международных организаций является увеличение их роли в обеспечении принуждения к соблюдению норм международного права»[23].
До сравнительно недавнего времени в доктрине и практике существовала концепция самопомощи. Значительное внимание концепции самопомощи уделили отечественные авторы. Даже такие специалисты по вопросам международной ответственности, как П. Курис и В. А. Василенко обосновывали понятие самопомощи. П. Курис утверждал, что «самопомощь является понятием собирательного характера, объединяющим и реторсии, и репрессалии, которые, будучи отдельными видами самопомощи, не исчерпывают, однако, всего содержания этого института»[24].
Согласно этой концепции государства были вправе защищать свои права такими мерами, которые они считали целесообразными, без каких-либо ограничений. Г. Кельзен полагал, что несмотря на отсутствие механизма исполнительной и судебной власти на международной арене, международное право может обоснованно считаться правом именно потому, что оно разрешает жертве противоправного деяния брать правосудие в свои руки[25].
При этом в международной доктрине и практике, особенно до принятия Устава ООН, наблюдалась тенденция рассматривать в качестве мер самопомощи практически любые насильственные действия, применение которых обосновывалось ссылками на крайнюю необходимость и которые в юридическом плане охватывало понятие «самооборона по общему международному праву». Данное понятие также обозначали терминами «самозащита», «необходимая оборона», «законная оборона»[26]. «Независимо от того, какую форму приобретала фактическая защита и какие обоснования приводились государствами в конкретных ситуациях, межгосударственная практика того времени устойчиво объединяла все эти случаи ссылками на самооборону», – отмечает Э. И. Скакунов[27].
В соответствии с нормами международного права до 1917 г., любой вопрос, затрагивающий суверенные права государства, в сфере международных отношений мог быть разрешен с помощью фактических средств защиты, поскольку тогдашнее международное право практически не знало принципа ненападения и признавало войну хотя и крайним, но допустимым средством урегулирования межгосударственных споров. Так, еще Гуго Гроций писал: «Право народов, установленное волею, а также законы и обычаи всех народов, как об этом в достаточной мере свидетельствует история, отнюдь не осуждают войны»[28].
Кроме войны, государство имело право по своему усмотрению прибегнуть к вооруженным репрессалиям, осуществить «преследование по горячим следам» на чужой территории, предпринять превентивные вооруженные действия для ликвидации угрозы нападения, а также принудительные меры, которые чаще всего обозначали понятием «невооруженные репрессалии». Таким образом, меры принуждения носили различные наименования: «самопомощь», «ответная реакция», «репрессалии», «реторсии», к которым государство могло легально прибегнуть для решения любого спора, даже не порожденного международным правонарушением.
Положение изменилось после запрещения Уставом ООН применения силы. В результате сила перестала быть законным средством воздействия на правонарушителя. Это принципиальное положение подчеркивается как в международной практике, так и в доктрине[29].
Устав ООН, подчеркивает В. Собакин, «ликвидировал право государств на самопомощь, понимаемое как право самостоятельно и бесконтрольно прибегать к любым действиям для защиты своих прав и интересов от любых действий других государств»[30].
Необоснованность термина «самопомощь» стала особенно очевидной в свете современного международного права, предусматривающего все более широкое сотрудничество государств и повышение роли международных организаций в обеспечении уважения к этому праву. Показателен в этом плане тот факт, что Д. Б. Левин в работе 1966 г. допускал сохранение этого термина, а в публикации 1971 г. решительно занял иную позицию. «Так называемая самопомощь, – писал он, – и генетически, и семантически настолько тесно связана со старым международным правом, признававшим право государства на вооруженное насилие в различных формах, что не только понятию, но и термину “самопомощь” не должно быть места в современном международном праве»[31]. Негативную позицию в отношении самопомощи заняли и другие авторы[32]. Термин «самопомощь», констатирует И. И. Лукашук, отпал как не соответствующий юридическому характеру международного права[33].
Читать дальше