Андрей Вышинский - Судебные речи

Объяснениям Ширяева поколебать предъявленного ему обвинения не удалось и не удастся.

Возьмем историю с лошадьми. Посмотрите, как невинно разыгрывается это приключение. Он заинтересовался лошадьми, он из своего жалованья по 2 миллиона откладывает на покупку лошади и покупает «Випия» и в конце концов «Аиду», которую потом продает Топильскому. Торгуются даже друг с другом. Это интереснейшая черточка, штришок, характеризующий нравы и подчиненных и начальства. Хороший авторитет должны иметь начальники, если они барышничают со своими подчиненными. Разве это не разложение аппарата, когда уполномоченный Ширяев продает лошадь управляющему делами Топильскому и каждый из них знает, что другой расплачивается за эту лошадь казенными деньгами?

Ширяев сумел приобрести этих лошадей в первый же месяц поступления на службу. 24 августа он приехал на место, а в сентябре он уже покупает «Аиду» за два миллиона. На мой вопрос: «Сколько вы были вправе удерживать на организационные расходы?» — он ответил: «Два миллиона». — «На какие же деньги вы сразу, не получив жалованья, смогли купить «Аиду»? — «На организационные». — «А на какие же деньги вы жили это время?» — «На казенные деньги». — «Выходит, что вы купили лошадь на казенные деньги, так как для того, чтобы жить, вы взяли казенные деньги?». Припертый к стене Ширяев делает невинные глаза и детски удивленное личико: «Какое же это присвоение казенных денег?» Да, это чистейшее, типичнейшее присвоение казенных денег: 1) никаких «организационных» он не получал, они ему и не причитались, 2) если допустить, что «организационные» Ширяев и получил, то ему их платили для того, чтобы он на них что-то организовал, чтобы он не тратил на личные нужды казенные деньги. Здесь налицо прямые хищения казенных сумм. Воровским образом приобретаются эти «Випий», «Обыденный», «Аида», «Аврора». Так воскрешают в Москве ипподром с его специфическими нравами, где фигурируют новые «коннозаводчики». Тут и Ширяев и другие.

Тут мы видим систематическое, организованное расхищение государственного имущества.

Кто такой Ширяев? Это человек со старыми революционными традициями, это человек, который не является по своему прошлому обывателем, мелким торговцем, ползающим по обывательской земле жучком. Ведь какими он тут бросался рекомендациями! Он был там, он был здесь, он был членом революционного совета фронта, членом военно-революционного комитета. Да, было, все это было… Высокие когда-то, доблестные должности он занимал. А что он сейчас представляет собой? Я не знаю, я теряюсь в подыскании слова, которое бы не звучало оскорбительно, так как это нам вовсе не нужно. Что он теперь для жизни, что он для нашего строительства, что он для нашей революции? Для революции он мародер в тылу революции, для нашего строительства он взрыватель. Он умер для нашей творческой жизни, он умер для нашего будущего…

Другой уполномоченный — обвиняемый Лаврухин. Подобно Ширяеву, он тоже интересуется сельскохозяйственной культурой, он интересуется организацией Юго-восточного общества. Правда, оно казалось ему мертворожденным детищем, однако он действовал в согласии с директивой, которую, подобно Ширяеву, воспринял от Топильского. Лаврухин переболел той же болезнью, что и Ширяев и другие, — это операция с племенным скотом.

Итак, Лаврухин тоже «горел любовью» к сельскому хозяйству. Подоспевает, как он это называет, затея Топильского, дается задание, и Лаврухин бросается с головой осуществлять его. Что же он делает? Во-первых, он действует строго формально и на основании распоряжений центра. Он говорит: Вы меня обвиняете в том, что я взял совхоз? Но я хотел это сделать по заданиям центра, взять его для секции. Что же здесь преступного?

Я пойду дальше. Что преступного в Юго-восточном обществе? Нам хотели доставить устав этого общества, но не доставили. Но разве в этом уставе дело? Я утверждаю, что даже «законное» Юго-восточное общество, при всех ваших оговорках и указаниях, что оно утверждалось Наркомюстом, решительно ничего не меняет в той позиции, которую в этом вопросе заняли подсудимые во главе с Топильским, ибо весь скрытый механизм операций подсудимых заключался в том, чтобы под видом легального общества протащить в жизнь нелегально действующую организацию, с внешней стороны не представляющую ничего странного и подозрительного, и, так повести дело, чтобы в нужный момент сделать ее опорным пунктом контрреволюции.