А. Тер-Акопов - Мировые религии о преступлении и наказании

Много было сказано в свое время об индустриализации, гонке за Америкой, интенсификации, затем – ускорении, «перестройке», а в последние годы – «модернизации» и «инновации». Действительно, ныне популярным стало слово «модернизация». Сам термин «модерн» в переводе с французского означает «современный». При этом термин современный не означает нравственный или безнравственный, хороший или плохой. Современный – это ничего, пустота, у каждого народа свой путь, своя культура, своя идеология. Складывается впечатление, что за этим термином скрывается какое-то лукавство. Любовь это современно или уже нет, как она соотносится с модернизацией? Может ли модернизация стать основой предупреждения преступности? Конечно нет, потому что в термине «модернизация» нет никакого смысла. Стержнем, мотивом и целью, мотивацией и основным методом предупреждения преступлений является любовь, которая призвана подсказывать, как нужно жить и предупреждать преступность.

Любовь можно сравнить с сестрой науки. Но наука как таковая деградирует и становится служанкой государства, стратов, промышленности и технологий, исходя из известного изречения «кто платит, тот и заказывает музыку». Наука тянется к истине, а истиной является любовь. Но промышленность, бизнес поставили науку к себе на службу, сделали своей служанкой, а человека принуждают быть рабом своих потребностей (в обществе глобального потребления). Это было замечено еще в XIX веке: «Оказавшись от своего достоинства, наука старается подделаться под жизнь и становится рабой промышленности, которой прежде бросала только крупицы со своего пышного стола. Но если промышленность будет вести за собой науку, то по чьим же следам сама промышленность будет идти? Куда приведет она человека? Неужели в быстром передвижении на паровозах и пароходах, в мгновенной передаче известий о погоде или о цене товаров через электрические телеграфы, в износе возможно большего количества тончайших бархатов и толстейших трико, в истреблении благовонных сигар и смердящих сыров откроет человек, наконец, назначение своей земной жизни? Конечно нет. Окружите человека всеми благами, и вы увидите, что он не только не сделается лучше, но даже не будет счастливее, и что-нибудь одно из двух: или будет тяготиться самой жизнью, или быстро пойдет понижаться до степени животного. Это нравственная аксиома, из которой не вывернуться человеку. Зерно его существа, бессмертный дух его требует другой пищи и, не находя ее, или томится голодом или покидает человека заживо. Только религия, с одной стороны, сердцем человека решающая мировые вопросы, и наука, с другой, в высшем бескорыстном, философском значении могут открывать на земле пищу бессмертному духу человека» [538] .

Но как научиться любить человека, своего ближнего, который кажется далеким от совершенства? Христианство учит, что можно научиться любить тех, кто любит нас, легко любить того, кто делает тебе добро, «ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев Ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?» (Мф. 5, 46–47).

Христианская любовь – это богоуподобление, это стремление к Богу путем устранения существующих разделений, которые приводятся в системе преподобного Максима Исповедника. «Человек, прежде всего, должен был победить безстрастием разделение в себе на полы; затем, святой жизнью, соединить мир и рай, чтобы тот и другой для тела его одинаково были землей; затем равноангельской добродетелью утончить тело и чувства настолько, чтобы открыть себе доступ на небо; далее достигнуть равноангельского поведения, и таким образом, объединиться с миром мысленным; наконец, в любви неведомо соединиться с самим Богом».

Любовь христианская коренным образом отличается от внешней любви, которую можно назвать привязанностью, в основе такой любви лежат человеческие эмоции, связанные с физической и психологической природой человека. Истинная же Божественная любовь не подвержена рациональному объяснению, поскольку находится вне разума человека. Постигнуть всесущность такой любви невозможно, как невозможно объяснить сущность Бога. Такая любовь иррациональна по своей природе. Любить за что-то по человеческим понятиям можно научиться путем психологических тренингов. Но любить по-настоящему, так, как заповедал Спаситель в своих заповедях, научиться на тренингах и семинарах невозможно. Любовь по-настоящему может открыться только верой в Бога. «Бытие любви открывается верой в сверхъестественное Откровение… Любовь есть непостижимое по своей жертвенной силе, вплоть до полной самоотдачи, влечение к объекту любви, когда его природа достойна этой любви. Природа лиц святой Троицы, по своему, абсолютно совершенна, и потому абсолютно достойна любви в которой есть самопреданность, самоотдача и усвоение в себе жизни любимого… И потому душа, живущая верой и знающая веру даже и не вполне определившуюся, так легко соглашается с тем, что Бог есть Любовь, что и сама ощущает в Нем источник Любви» [539] . Именно такая любовь может являться основой предупреждения преступности.