Как и Андрей Болконский, юный Пьер – представитель интеллектуальной дворянской элиты России, с презрением относившейся к «близкому» и «понятному». Толстой подчеркивает «оптический самообман» героя, отчужденного от повседневной жизни: в обыденном он не способен рассмотреть великое и бесконечное, видит только «одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное». Духовное прозрение Пьера – это постижение ценности обычной, «негероической» жизни. Испытав плен, унижения, увидев изнанку человеческих отношений и высокую духовность в обычном русском мужике Платоне Каратаеве, он понял, что счастье – в самом человеке, в «удовлетворении потребностей». «… Он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем и потому… бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей» (т. 4, ч. 4, XII), – подчеркивает Толстой.
На каждом этапе своего духовного развития Пьер мучительно решает философские вопросы, от которых «нельзя отделаться». Это самые простые и самые неразрешимые вопросы: «Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?» (т. 2, ч. 2, I). Напряженность нравственных поисков усиливается в кризисные моменты. Пьер нередко испытывает «отвращение ко всему окружающему», все в нем самом и в людях представляется ему «запутанным, бессмысленным и отвратительным» (т. 2, ч. 2, I). Но он не превращается в мизантропа – после бурных приступов отчаяния Пьер вновь смотрит на мир глазами счастливого человека, постигшего мудрую простоту человеческих отношений, не абстрактный, а реальный гуманизм. «Живая» жизнь постоянно корректирует нравственное самосознание героя.
Находясь в плену, Пьер впервые ощутил чувство полного слияния с миром: «и все это мое, и все это во мне, и все это я». Радостное просветление он продолжает испытывать и после освобождения – все мироздание кажется ему разумным и «благоустроенным». Жизнь не требует больше рассудочного осмысления и жесткого планирования: «планов теперь он не делал никаких», а самое главное – «не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру – не веру в слова, правила и мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого Бога» (т. 4, ч. 4, XII).
Пока человек жив, утверждал Толстой, он идет по пути разочарований, обретений и новых потерь. Это относится и к Пьеру Безухову. Периоды заблуждений и разочарований, сменявшие духовное просветление, не были нравственной деградацией героя, возвращением на более низкий уровень нравственного самосознания. Духовное развитие Пьера – сложная спираль, каждый новый виток которой не только в чем-то повторяет предыдущий, но и выводит героя на новую духовную высоту.
Жизненный путь Пьера Безухова разомкнут во времени, а следовательно, не прерываются и его духовные искания. В эпилоге романа Толстой не только знакомит читателя с «новым» Пьером, убежденным в своей нравственной правоте, но и намечает один из возможных путей его нравственного движения, связанного с новой эпохой и новыми обстоятельствами жизни.
Проблемы семьи и воспитания. Семья и семейные традиции, по мнению Толстого, – основа формирования личности. Именно в семье «любимые» герои Толстого получают первые уроки нравственности и приобщаются к духовному опыту старших, который помогает им освоиться в более широком сообществе людей. Многие главы романа посвящены семейной жизни героев, внутрисемейным отношениям. Разлад между близкими людьми (например, враждебное отношение старого Болконского к своей дочери, княжне Марье) – одно из противоречий «живой» жизни, однако главное в семейных эпизодах «Войны и мира» – непосредственное общение между близкими людьми.
Семья в представлении Толстого – свободно-личностное, неиерархическое единение людей, это как бы идеальное общественное устройство в миниатюре. Гармоничный семейный мир писатель противопоставляет разладу и отчуждению людей вне семьи, вне дома.
«Семейная гармония» в романе выражается по-разному. У Ростовых все совсем не так, как у Болконских. «Молодые» семьи, жизнь которых показана в эпилоге, также отличаются друг от друга. Взаимоотношения между членами семьи не могут регламентироваться никакими правилами, обычаями или этикетом: они складываются сами собой и в каждой новой семье по-новому. Каждая семья уникальна, но без общей, самой необходимой основы семейного бытия – любовного единения между людьми – истинная семья, по мнению Толстого, невозможна. Вот почему в романе показаны наряду с «гармоничными», соответствующими толстовскому идеалу, семьями и семьи «неподлинные» (Курагины, Пьер и Элен, Берги, Жюли и Борис Друбецкие), в которых люди близкие по крови или соединившиеся брачными узами не связаны общими духовными интересами.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу