Георгий Шенгели - Как писать статьи, стихи и рассказы

В самом деле: я могу превосходно знать быт рязанского крестьянина и вовсе не знать или очень плохо знать жизнь американских богачей. Тогда о рязанском крестьянине я могу написать, яркий и правдивый рассказ, а если стану писать об американцах, то наворочу всякого вздору. Один иностранный писатель, никогда не бывавший в России, стал писать о ней, и написал, что «боярин сидел под развесистой клюквой и пил самовар с варениками». Точно также, если я пишу стихотворение о ревности, никогда не испытав этого чувства, то мое стихотворение выйдет неверным, фальшивым.

Затем, и это, пожалуй, самое главное, писатель превосходно знает язык. Если язык служит для выражения мыслей и чувств, то богатство мыслей и тонкость чувств требуют для своего выражения очень богатого и гибкого языка. Австралийские дикари пользуются всего несколькими десятками слов; этих слов достаточно, чтобы передать их крайне скудные мысли. Мы, в нашей повседневной жизни, говоря о всяких обыкновенных вещах, связанных с домом, с семьей, со службой, пищей, городом и так далее, пользуемся тысячью, полутора тысячами слов. Наш бытовой кругозор несравненно шире, чем у австралийского дикаря. Но вот великий английский писатель Шекспир применяет в своих сочинениях почти двенадцать тысяч слов. Французский писатель Мольер пользуется семью тысячами слов. У нашего Пушкина, по приблизительным подсчетам, должно быть около десяти тысяч слов. Из этих чисел видно, как велико словесное богатство мировых писателей, и, значит, как тонко, ясно и гибко могли они передать каждую свою мысль, каждый ее оттенок, как тонко и отчетливо описать то или иное.

И начинающий писатель должен постоянно расширять свое природное знание языка. Для этого следует опять-таки побольше читать, прислушиваться к говору рабочих, крестьян, интеллигентов, подмечая ранее неизвестные слова и новые обороты, наконец, следует изучать словари. Лучший русский словарь — это словарь Даля. Полезно также знакомиться с разными техническими указателями, вроде медицинских, инженерских, военных, морских и Других справочников. Полезно, для расширения своих словесных возможностей, проделывать следующее упражнение: описать какое-нибудь явление или предмет, — например, закат солнца, собрание, машину и т. д.; затем, — описать его вновь, стараясь передать те же черты и свойства, которые были указаны в первом описании, но пользуясь, по возможности, другими словами, имеющими то же или близкое значение. И так — несколько раз описывать одно и то же.

Однако, одного запаса слов недостаточно. Надо еще знать, что такое слово само по себе, какова его природа; надо уметь различать в нем, помимо основного смысла, еще очень многое.

У каждого слова имеется определенный смысл, определенное значение. Но вот возьмем ряд слов: лошадь, конь, кобыла, жеребец, мерин, кляча, одер. Все эти слова — «лошадиные»: каждое из них означает лошадь. Но «лошадь» это именно лошадь, а не корова и не овца; кобыла это лошадь-самка; жеребец это лошадь-самец; мерин это холощенный жеребец; конь — в некоторых местностях обозначает то же, что мерин, но чаще обозначает хорошую Лошадь; кляча, одер — дрянная, бессильная лошадь. Мы видим, что у всех этих слов к общему их значению «лошадь» присоединяются еще дополнительные значения. Многие слова могут быть объединены в такие пачки, и писатель должен ясно представлять себе дополнительные значения каждого слова. Без этого часто выходит либо смысловая путаница, либо неловкость, грубость языка. Мы все знаем, например, слово «конница»; ну, а если бы кто вместо этого слова сказал «лошадница» или «жеребечница»? Вышел бы сущий вздор. Почему? Потому, что в древне-русском языке слова «лошадь» не было, вместо него общим словом был «конь»; в конных же армиях были и жеребцы, и кобылы, и мерины, — нельзя было сказать, что армия сидит непременно на жеребцах; и было выбрано общее слово; затем, когда появилось в русском языке слово «лошадь», слово «конь» получило дополнительное значение хорошей лошади, и этот дополнительный признак оказался очень устойчивым для конной армии, потому что в нее отбирались преимущественно хорошие лошади. И теперь, хотя бы армия сидела на самых дрянных, замо́ренных лошадях, — язык не позволяет нам, мы это ясно чувствуем, сказать иначе, чем «конница».

А слово «лошадница» приобрело совсем другое значение, происходя от «лошадник», что значит либо страстный любитель лошадей, либо конский барышник. Признак «хорошести», приклеенный к слову «конь» и «конница» очень сильно чувствуется и в таком словосочетании: «конская ярмарка»: никогда не говорится «лошадиная ярмарка», так как предполагается, что на ярмарке торгуют только хорошими лошадьми.