Коллектив авторов - Лицом вниз. Антология греческой прозы XIX века

В 1908 году Пападиамандис возвращается на Скиатос, в 1911-м умирает.

На Скиатосе он продолжает писать, последние рассказы написаны на димотике.

«Убивица» 3 3 Перевод названия на русский язык был сопряжен с определенными трудностями: «φόνισσα» («убийца») по-гречески слово женского рода, при этом существует противопоставление со словом «φονέας» («убийца») мужского рода. – одно из самых знаменитых произведений греческой литературы и безусловно самая известная повесть Пападиамандиса.

Сюжет повести поражает – главная героиня, мудрая, разумная, физически сильная и ловкая, как бы вышедшая из «Материнского права» Бахофена Хадула, или Франгоянну, занимается врачеванием и помогает женщинам всего острова при родах и в иных ситуациях. Она преданная мать и рачительная хозяйка. Повесть начинается со сцены, когда глубокой ночью, укачивая новорожденную болезненную внучку, старуха размышляет о беспросветности женской жизни и о том, что рождение девочек, которым нужно собирать приданое, делает жизнь семьи совершенно невыносимой. Внезапно она душит свою внучку. Эта сцена отчасти напоминает рассказ Чехова «Спать хочется» с той разницей, что размышления Хадулы, приводящие к преступлению, основаны на выверенных и точных социологических наблюдениях. Это не спонтанное действие, а результат логической операции. Далее на всем протяжении романа Франгоянну продолжает убивать девочек, хладнокровно и методично.

При этом она действует совершенно бескорыстно и убеждена, что зло творится во благо людей и оправдано высшим судом. В описании убийств девочек, которые осуществляет Хадула, есть элементы натурализма, читатель понимает, что имеет дело с серийным убийцей.

Тем не менее при чтении повести возникает странное чувство, которое усугубляется по мере развития сюжета. Не возникает сомнений, что автор сочувствует своей героине и, возможно, отчасти побаивается ее. Пападиамандису вполне удается сделать жертвой эмпатии и читателя, который с ужасом следит за действиями Хадулы, но одновременно опасается, что она будет схвачена.

Описывая родной Скиатос, Пападиамандис, вслед за Прустом с его Комбре и Фолкнером с его Йокнапатофой, создает свой собственный мир, наслаждаясь каждой деталью: холмы, зеленые лощины, таинственые овраги, морские берега наполняют его страницы, однако этот мир не выдуманный, а совершенно реальный. Кажется, что автору важно, чтобы тот Скиатос, который он помнит, существовал вечно на страницах его книг.

Проза Пападиамандиса глубоко этнографична, в первом же предложении повести он неожиданно упоминает о местном названии приступки у камина, «фугоподаро», описывая дремлющую возле больной новорожденной внучки Франгоянну. Это очень характерный прием, который не зависит от напряженности повествования. Кажется, что Пападиамандис наслаждается диалектизмами и этнографическими деталями.

Принято считать, что с прозой Пападиамандиса на смену романтизму приходит реалистическое направление. Но это не вполне так. Творчество Пападиамандиса глубоко сюрреалистично и включает элементы магического реализма, что местами напоминает произведения латиноамериканских писателей – Маркеса и Кортасара. Безусловно, эта писательская манера сочетает в себе и архаизаторство, и новаторство, если воспользоваться терминологией Тынянова. Пападиамандис прекрасно осведомлен о том, что происходит в современной ему европейской литературе. Но с другой стороны, в его сознании звучат псалмы и демотические народные песни.

«Пападиамандис – Достоевский греческой литературы» – это сравнение принадлежит выдающемуся греческому поэту Костису Паламасу; сегодня оно воспринимается как отчасти стертое клише. Оппоненты утверждают: единственное, что оправдывает такое сравнение, – это некоторое сходство тем и мотивов повести «Убивица» и романа «Преступление и наказание».

В 1889 году Пападиамандис переводит с французского языка «Преступление и наказание»: итальянскому исследователю Маттео Миано принадлежит ряд статей о Пападиамандисе как переводчике. В этих статьях Миано убедительно показывает, что пассажи, переведенные Пападиамандисом, ближе к Достоевскому, чем к французскому тексту-посреднику. Последнее он объясняет не метафизикой, а реальными схождениями автора и переводчика.