Коллектив авторов - Лицом вниз. Антология греческой прозы XIX века

Что касается младшенькой, Криньо, пусть и ее Бог научит уму-разуму! Как бы там ни было, мать не собирается – у нее просто больше нет сил – так мучиться, чтобы ее сосватать, как она намучилась со старшей дочерью. Но я вас спрашиваю: и впрямь нужно плодить так много девиц? А коли они уже родились, стоит ли их растить? «Ах, если бы, соседушка! Ежели Харос хочет забрать их, помоги ему, – говорила Франгоянну. – Не дай Бог им вырасти».

Эта женщина, пережившая столько страданий, испытала огромное и возвышенное облегчение, когда ей как-то довелось вместе с небольшой процессией, возглавляемой несущим крест священником, тащить в своих собственных руках (ведь она была милосердной и сострадательной) маленький гробик в форме люльки. Провожали до могилы дочь соседки, дальней родственницы. Она не могла разобрать, что бормотал сквозь зубы священник. «Ничтоже есть матере сострадательншее, ничтоже есть отца умиленшее… Многажды бо пред гробом сосцы биют и глаголют: о сыне мой и чадо сладчайшее, не слышиши ли матере твоея, что вещает? Се и чрево носившее тя: чесо ради не глаголе-ши, яко глаголал еси нам? Но тако молчиши глаголати с нами: Аллилуиа!» И затем снова: «О чадо, кто не восплачет, зря твое ясное лице увядаемо, еже прежде яко крин красный?»

Но особую радость она испытала, когда маленькая процессия после десяти минут шествия прибыла на погост. Красивая местность, вечная весна, все цветет и благоухает, словно в саду. Вот он, сад мертвых! Еще в этом мире рай распахнул врата, чтобы принять маленькое невинное создание, которому посчастливилось избавить своих родителей от стольких мучений. Возрадуйтесь, ангелочки, парящие вокруг на позолоченных крыльях, и вы, души святых, примите ее!

Придя вечером в дом скорбящей семьи, Хадула не нашла никаких утешительных слов – она не могла скрыть свою радость и все называла счастливым невинное дитя и его родителей. Скорбь была радостью, и смерть была жизнью, и все наоборот.

А! Так вот… Каждая вещь – не то, что кажется, а что угодно другое, возможно даже противоположное.

Поскольку скорбь есть радость, а смерть есть жизнь и воскрешение, то несчастье есть удача, а болезнь – здоровье. И все эти бичи – оспа, скарлатина, дифтерит и тому подобное – они кажутся такими ужасными, они сеют смерть и губят маленьких детей, но разве это не счастье на самом деле? Разве это не ласка, не взмах крыльев маленьких ангелов, что радуются на небесах, принимая к себе души младенцев? И мы, человеки, в своей слепоте считаем это несчастьем, бедой, какой-то напастью.

Бедные родители теряют рассудок, платят кучу денег всяким шарлатанам и покупают втридорога лекарства, чтобы спасти свое дитя. И они даже не подозревают, что на самом деле не спасают его, а лишь теряют. Вот и Христос говорил, по рассказам духовника, что тот, кто хочет сберечь свою душу, потеряет ее, а тот, кто ее ненавидит, обретет ее в вечной жизни.

И впрямь разве не пристало людям, кабы они не были столь слепы, помогать зажатому в ангельских крылах бичу, что их хлещет, а не пытаться заговорить его и спастись? Вот ангелочки, они беспристрастны, они не судят и принимают в рай всех – и мальчиков, и девочек. Чаще, конечно, нынче мрут мальчики – баловни, единственные сыновья. А у девочек поистине семь жизней, – думала старуха. С трудом заболевают и редко умирают. Разве не подобает нам, истинным христианам, помочь делу ангелов? Ах, сколько мальчишек, в том числе из знатных семей, уходят раньше времени. Да даже девочки из знатных семей умирают чаще, чем это несметное количество девиц, порожденных беднотой! Только у этих девчонок семь жизней! Они как будто специально плодятся, чтобы превратить жизнь своих родителей в ад еще на этом свете. Ох, у того, кто только подумает об этом, «ум начинает мешаться»!

В этот момент малютка начала кашлять и захныкала. Старухе, взбудораженной своими мыслями и нахлынувшей на нее волной воспоминаний, вдруг стало дурно от волнений, как будто ее жизнь вызвала у нее приступ тошноты; почувствовав неудержимую сонливость, она стала засыпать.

Малютка кашляла, плакала и шумела «как взрослая». Ее бабка вздрогнула и, повернувшись к ней, вновь потеряла свой сон.

Роженица крепко спала и не слышала ни кашля, ни плача.

Старуха мрачно открыла глаза и сделала угрожающий жест рукой.

– Да когда ты уже заткнешься? – проворчала она.

У Франкоянну в самом деле ум стал мешаться. Она совершенно потеряла рассудок. Этого следовало ожидать, ведь она была так взбудоражена своими размышлениями. Склонившись над колыбелькой, она засунула в рот малышки два длинных огрубелых пальца, чтобы «заткнуть» ее.