Галина Огурцова - Сочинения по русской литературе XX в.

Счастливыми, верящими в свое будущее кажутся самые молодые герои пьесы – Петя Трофимов и Аня. Они стремятся вырастить новый, еще более роскошный сад, утверждают, что «вся Россия – наш сад», однако, устремляясь вперед, они хотят обрубить корни прошлого, не соглашаются с настоящим. Они не понимают непрерывности, преемственности времени, ведь то, что сегодня происходит в настоящем, когда-то было будущим и скоро станет безвозвратно прошедшим.

В монологах Пети, пожалуй, наиболее полно выражены мысли о будущем России, во многом совпадающие с чеховскими. Петя Трофимов видит несостоятельность дворянства, погрязшего в праздности и бездействии. Он дает во многом верную оценку буржуазии, отличает ее прогрессивную роль в экономическом развитии страны, но отказывает ей в роли творца и созидателя новой жизни. Мысли же Трофимова о будущем слишком туманны и абстрактны.

Обычно тему будущего связывают именно с Петей и Аней. Но, очевидно, с полной уверенностью нельзя утверждать, что именно они станут творцами новой жизни. В недотепе и «облезлом барине» нет силы и деловой хватки Лопахина. Он покоряется жизни, но не способен овладеть ею и стать хозяином своей судьбы. Неизвестно также, сумеет ли Аня сохранить ту горячую веру в лучшее, которая заставляет ее без сожаления проститься со старой жизнью.

Создавая свое удивительное драматическое произведение «Вишневый сад», А. П. Чехов был смертельно болен и хорошо осознавал близость своего ухода. И очевидно, именно поэтому он так остро сумел почувствовать ход времени и донести его до читателя. Однако понимание того, что время уходит, в пьесе не вызывает болезненной грусти или отчаяния. Листая страницы этого бессмертного произведения, хочется радостно верить: жизнь продолжается!

И если А. П. Чехов с надеждой вглядывался в ХХ в., который только начинался, то мы, перешагнув в XXI в., по-прежнему мечтаем о своем вишневом саде и о тех, кто взрастит его. Цветущие деревья не могут расти без корней. А корни – это прошлое и настоящее. Поэтому, чтобы прекрасная мечта стала явью, молодое поколение должно соединить в себе высокую культуру, образованность с практическим знанием действительности, волей, настойчивостью, трудолюбием, гуманными целями, т. е. воплотить в себе лучшие черты чеховских героев.

Своей повестью «Господин из Сан-Франциско» И. Бунин продолжил традицию Л. Н. Толстого, изображавшего болезнь и смерть как важнейшие события, выявляющие истинную цену личности (например, «Смерть Ивана Ильича»). Наряду с философской линией в повести И. Бунина разрабатывалась социальная проблематика, связанная с критическим отношением бездуховности буржуазного общества к возвышению технического прогресса в ущерб внутреннему совершенствованию.

Основное действие повести разворачивается на огромном пароходе. Сюжетное пространство ограничено, и это позволяет сосредоточить внимание на механизме функционирования буржуазной цивилизации. Мы видим общество, разделенное на верхние «этажи» и «подвалы». Жизнь наверху протекает, как в «в отеле со всеми удобствами», размеренно, спокойно и праздно. «Пассажиров», живущих «благополучно», «много», но куда больше – «великое множество» – тех, кто работает на них «в поварских судомойнях» и в «подводной утробе» – «у исполинских топок». Разделение имеет характер антитезы: противопоставляется отдых, беззаботность, танцы и работа, «непосильное напряжение»; «сияние… чертога» и «мрачные и знойные недра преисподней»; «господа во фраках и смокингах, дамы в «богатых», «прелестных» «туалетах» и «облитые едким, грязным потом и по пояс голые люди, багровые от пламени».

Конкретность описания сочетается с символикой, что позволяет подчеркнуть философский характер конфликта. Социальный разрыв между богатыми и бедными – ничто по сравнению с той пропастью, что отделяет человека от природы и жизнь от небытия.

Сюжет построен на описании несчастного случая, неожиданно прервавшего налаженную жизнь и планы героя, имени которого «никто не запомнил». Он один из тех, кто до пятидесяти восьми лет «работал, не покладая рук», чтобы стать похожим на богатых людей, «кого некогда взял себе за образец». Их много – таких «людей, которым принадлежал он», кто «не жил, а лишь существовал, … возлагал все надежды на будущее». Поэтому имя одного из них не вносит дополнительной характеристики, оно не важно ни для его семьи, ни для слуг, для которых он «синьор», ни для доктора, засвидетельствовавшего «неожиданно и грубо навалившуюся на него» смерть в «самом маленьком, самом плохом, в самом сыром и холодном номере “нижнего коридора”».