Вероника Файнберг - К русской речи - Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

Тысячу раз на дню , себе на диво , / Я должен умереть на самом деле («Когда уснет земля и жар отпышет…», «<���Из Петрарки>», 1933)

По милости надменных обольщений («Промчались дни мои – как бы оленей…», «<���Из Петрарки>», 1934)

И я догадываюсь, брови хмуря («Промчались дни мои – как бы оленей…», «<���Из Петрарки>», 1934)

Под бичами краснеть, на морозе гореть («Твоим узким плечам под бичами краснеть…», 1934)

Ходит-бродит в русских сапогах («Я живу на важных огородах…», 1935)

На честь, на имя наплевать («Ты должен мной повелевать… «, 1935)

Железная правда – живой на зависть («Идут года железными полками…», 1935)

Пусть я в ответе , но не в убытке («Римских ночей полновесные слитки…», 1935)

Начихав на кривые убыточки («От сырой простыни говорящая…», 1935)

Самолетов, сгоревших дотла («От сырой простыни говорящая…», 1935)

Тянули жилы . Жили-были («Тянули жилы, жили-были…», 1935)

На базе мелких отношений («Тянули жилы, жили-были…», 1935)

И на почин – лишь куст один («Пластинкой тоненькой жиллета…», 1936)

И какая там береза, / Не скажу наверняка («Вехи дальние обоза…», 1936)

Он на счастье ждет гостей («Оттого все неудачи…», 1936)

Мертвецов наделял всякой всячиной («Чтоб, приятель и ветра, и капель…», 1937)

Еще слышен твой скрежет зубовный («Чтоб, приятель и ветра, и капель…», 1937)

Рядом с ним не зазорно сидеть («Чтоб, приятель и ветра, и капель…», 1937)

Когда б я уголь взял для высшей похвалы («Когда б я уголь взял для высшей похвалы…», 1937)

И в бой меня ведут понятные слова («Обороняет сон мою донскую сонь…», 1937)

В этом разделе объединены примеры, в которых устойчивая лексика употребляется в рамках сравнения или метафоры, то есть вводится в ненормативный контекст. Так, в строках «Царской лестницы ступени / Покраснеют от стыда» («Как этих покрывал и этого убора…», 1915) с помощью идиомы покраснеть от стыда (которая в нормативном использовании может быть связана только с человеком) олицетворяется лестница : идиома здесь становится маркированным средством построения метафорического образа. При этом само значение идиомы не отходит от словарного, а семантический сдвиг возникает за счет контекста, не свойственного нормативному употреблению этого устойчивого сочетания.

Примеры даны списком, в хронологическом порядке, как правило без комментария.

Когда глаза / Горят , как свечи, / Среди белого дня ? («Твоя веселая нежность…», 1909)

Но, как безумный , светел день («Silentium», 1910)

Играет мышцами крестовый легкий свод («Notre Dame», 1912)

Царской лестницы ступени / Покраснеют от стыда («– Как этих покрывал и этого убора…», 1915)

На страшной высоте блуждающий огонь («На страшной высоте блуждающий огонь…», 1918)

Розу кутают в меха («Чуть мерцает призрачная сцена…», 1920) 20

И на пороге тишины («Где ночь бросает якоря…», 1920)

И молодую силу тяжести 21(«Опять войны разноголосица…», 1923–1929)

И альфа и омега бури («Опять войны разноголосица…», 1923–1929)

Как мертвый шершень, возле сот, / День пестрый выметен с позором («Грифельная ода», 1923)

И под сурдинку пеньем жужелиц («Как тельце маленькое крылышком…», 1923)

До оскомины зеленая долина («Канцона», 1931)

Он с Моцартом в Москве души не чает («Полночь в Москве…», 1931)

Глубокий обморок сирени («Импрессионизм», 1932)

Шум на шум, как брат на брата («Стихи о русской поэзии, 2», 1932)

И когда захочешь щелкнуть, / Правды нет на языке («Стихи о русской поэзии, 3», 1932)

Скажите мне, друзья, в какой Валгалле / Мы вместе с вами щелкали орехи («К немецкой речи», 1932)

О, радужная оболочка страха! («Как соловей, сиротствующий, славит…», «<���Из Петрарки>», 1933)

И как руда из груди рвется стон («Преодолев затверженность природы…» («Восьмистишия, 9»), 1934)

Я, сжимаясь, гордился пространством за то, что росло на дрожжах («День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток…», 1935)

Расширеньем аорты могущества в белых ночах – нет, в ножах («День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток…», 1935)

И зеркало корчит всезнайку («На мертвых ресницах Исакий замерз…», 1935)

Последний, чудный черт в цвету ! («За Паганини длиннопалым…», 1935)