Владимир Леонов - «Искал не злата, не честей». Том 1

А поэтическое деяние Пушкина, прежде всего, есть картина мира, светлая и исторически перспективная, построенная на ценностных глыбах и пирамидах духовности. Где естественное соотношение светлого и темного, высокого и низкого, света и бездны; где поэт исследует свой душевный и духовный опыт, транслируя этот опыт через художественное слово в сцепке субьективно-обьективного созерцания и исследования глубины человеческой души, и прежде всего, «русской по движению».

«Ай да Пушкин, ай да сукин сын!»- восклицал поэт, закончив трагедию осенью 1825 года («Пир во время чумы»). И написал об этом Вяземскому 7 ноября – в годовщину петербургского наводнения, которое потом, в поэме, будет выражено им как бунт природы, грозный ответ на самоуправство человека, претендующего на власть над миром.)

Люблю я пышное природы увяданье, В багрец и в золото одетые леса, В их сенях ветра шум и свежее дыханье, И мглой волнистою покрыты небеса, И редкий солнца луч, и первые морозы, И отдаленные седой зимы угрозы.

Можно смело утверждать, нам, живущим в двадцать пером веке, что творения Пушкина, являясь, в сущности. картиной мира и выражением его духовной биографии есть « художественная антропология », концепция бытия человека в прошлом, нашем настоящем и грядущем будущем.

Наследник библейских Адама и Евы, одинаково верящий в Перуна и второму лицу Святой Троицы, признающий «душ высокие порывы», уважение к себе и милосердие к людям самыми восхитительными творениями седого мироздания: « Создав Адама и Еву, сказал Бог: «…наполняйте землю и обладайте ею» ( Бытие). И для которого земной рай (иначе – цветущий оазис души) – это «Древо Познанья» и моральная квинтэссенция Христа, давшего нам право на выбор, а не на грех, однажды прозвучавшее приблизительно так – я приду подобно молнии…и сотворю ваше милосердное будущее.

Прикоснешься осторожно к стихам Пушкина – и забываются «прелести святынь» и «повязанных ангелов», ведь функционал поэзии не в развлечении нас (как бы время скоротать?), она в другом целеполагании – помочь нам понять Жизнь, дойти до самых сокровенных и будоражащих ее «копий», чувств далеко минувшего и пережить их вновь в легендарном ответе князя Киевского Владимира на предложение принять веру мусульманскую: « Кто познал сладкое, тот никогда не захочет горького!»:

Прости, Тригорское, где радость Меня встречала столько раз! На то ль узнал я вашу сладость, Чтоб навсегда покинуть вас? От вас беру воспоминанье, А сердце оставляю вам. Быть может (сладкое мечтанье!), Я к вашим возвращусь полям, Приду под липовые своды, На скат тригорского холма, Поклонник дружеской свободы, Веселья, граций и ума.

Поэзия Пушкина, славящая человеческое бытие во всех ликах и смыслах, не просто миг истории, оно бессмертно, как бессмертны разум, свет и добро.

Он создал величайшую славу России и ушел в свои тридцать семь лет, осушив до дна и сладостную и горькую чашу жизни. Как будто загадочный черный человек в « Моцарте и Сальери» воплотил предчувствие поэта, заказав Моцарту «Реквием»…

Он нашел и понял, по радости и муке, главное дело жизни, создав век и выполнив работу мира.

Из толпы слабой, бескрылой и слепой Он первым сделал шаг к огненному богу Фаэтону. Окончил жизнь земную и начал вторую. Вечную.

Возник на миг, на стыке веков, «… возмужал среди печальных бурь» и остался на века, пережив « веков завистливую даль»,

Так и вошел в историю, в глубину веков и времени – непобедимым и неподражаемым (фраза А. Македонского о себе):

Данная книга – это кропотливый труд, для воплощения которого пришлось глубоко изучать и осмысливать множество вещей из творчества Пушкина.

Обостренный взгляд на родоначальника русской словесности, творчество которого, проявленное себя в поэзии, есть более глубокая тайна, чем думает об этом толпа. Единовременно возникшая и ставшая мирским вседостаточным обольщением для умов невоздержанных в хуле, нашептывании и сластолюбии, обителью посюсторонних измышлений по своей сложности и необъятности, презрению к самообольщению, коварству, сладострастию.

Великий мирянин с пронзительной силой вглядывался в душу русского человека, стремясь к разгадке сокровеннейшего в ней.

Он так возвышал душу собрата по человечеству, так окрылял ее тонкими наблюдениями, умными обобщениями и образами, удалял от тягот и скорбей земли, помогая достигать полного согласия между ритмом мирским и ритмом божественным, что явил себя практикой служения высокой человеческой духовности. Ибо было подмечено, что « Всякое искреннее наслаждение изящным само по себе источник нравственной красоты».