Виктор Бочков - Островский в Берендеевке

Был у Островского в Москве задушевный друг, Николай Александрович Дубровский, всего на три года постарше. Происходил он из обер-офицерских детей, потому обучался на казенный счет в Архитектурном училище ведомства Московской дворцовой конторы и пробыл потом шесть лет на частной службе, послужив и в Сенате, прибился вновь к конторе, став даже ее казначеем. А у дворцового ведомства, ведущего крупные строительные работы, имелись собственные архитекторы. И вот в начале октября 1870 года к Дубровскому полетело шутливо-отчаянное послание:

Дубровский откликнулся тотчас.

«Друже! – гласила его записка от 9 октября 1870 г. – Рекомендую тебе Сергея Аркадьевича Елагина, который с удовольствием принял мое предложение соорудить для тебя хату и украсить твой щелыковский сад разными беседками и павильонами.

Весь твой Микола Дубровский».

Архитектор Елагин справился с работой быстро, и драматург уже в ноябре выслал план дома в усадьбу для подрядчика, приступившего к заготовке материалов, а изображение фасада – брату Михаилу Николаевичу, тоже весьма заинтересованному в постройке в Щелыкове флигеля. «Фасад дома мне очень нравится, – отзывался тот в письме, – но желал бы иметь план, потому что забыл расположение комнат. Пришли, пожалуйста, хотя бы начертанный твоею рукой».

Столовая в доме-музее А. Н. Островского

Абрам Иванов полагал приступить к стройке на месте весной, и Островский собирался лично надзирать за ходом работ. В 1871 году в Щелыково выехал он рано, 6 мая. Александр Николаевич торопился и потому, что в план, находившийся на руках у подрядчика, он задумал внести некоторые изменения. С архитектором он их обговорил. Сохранилась записка драматурга Дубровскому от 19 марта: «Сделай милость, заезжай за Елагиным и привези его ко мне, он мне нужен до крайности». В Щелыково Островский привез большую работу – начатую пьесу «Не было ни гроша да вдруг алтын», которую по сложившимся обстоятельствам обязательно следовало закончить к осени, однако и стройка сильно занимала его. А подрядчик Абрам оказался очень колоритной фигурой. До недавнего времени крепостной, обретавшийся в некотором приближении у своих бар, он усвоил уморительные позы и обороты речи, которыми и пользовался в сношениях с «господами». Это смешило драматурга и приехавшего к нему погостить Дубровского. Николай Александрович тогда вел дневник и 15 июня записал в него: «Меня сегодня насмешил подрядчик, который строит у Островского новый дом, как своей фигурой, так и своими выражениями. Этому человеку лет за пятьдесят, среднего роста, черноволосый, с проседью, с окладистой бородой и с клюковным носом и щечками, доказывающими пристрастие его к горячительным напиткам. Подрядчик этот при начале разговора с Островским или женой его постоянно принимал одно и то же телоположение: выпрямлялся во весь рост, подбоченивался правою рукою и произносил очень хладнокровно следующее выражение: «Прибегаю к стопам вашим», – и затем уже объяснял причину своего прихода. Так, например, сегодня, когда Островский спросил его, что ему нужно, он ответил: «Прибегаю к стопам вашим с планом», – и вместе с сим, указывая на план дома, просил Островского разъяснить ему его недоумение».

Гость скоро уехал, хозяина одолевали всякие дела и заботы, так что Дубровскому он написал только 25 июля 1871 года – это было вообще его первое щелыковское письмо того лета. И в нем сразу же повествуется о ходе постройки флигеля. Интересуясь, как живет приятель, Александр Николаевич шутливо справляется: «Может быть, с Вами случилось то же, что с подрядчиком моим Абрамом Иванычем? Они загуляли с Казанской и пили до Ильина дня (с 21 июля по 2 августа по новому стилю – В. Б. ), Ильин день и два дня после, на третий день явились пьяные со смирением, с слезением и с новоизобретенной фразой: приползаю к стопам вашим».

«Рассказ твой об Абраме Иваныче насмешил меня до слез, – отвечал из Москвы Дубровский, – бывало и с нами тоже, грешными, и мы, как Абрам Иваныч, приползали в свою хату чуть не на четвереньках, но все это бывало да быльем поросло».

А через месяц Островский вновь информировал друга о своих злоключениях с подрядчиком. «Абрам Иванов после того, как я писал к тебе, раза два приползал к стопам, а третьего дня выкинул новое колено: лишился молвы (как говорят здесь). Это удивительное происшествие случилось следующим образом: в полдень я вышел на стройку, куда явился и Абрам (он ездил в свою деревню для порядку, а воротился пьян); целый день он ходил за мной, желая побеседовать, ходил бодро, подперши руку в бок, но как ни старался, какие жесты ни делал другой рукой, как ни шевелил губами, ни одного звука не вылетало из уст. К вечеру бог его простил – заговорил он опять».