Дмитрий Померанцев - По странам и страницам - в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг

Сегодня хочу поговорить о творчестве английского писателя японского происхождения, лауреата Букеровской и Нобелевской премий Кадзуо Исигуро. Этот автор не страдает чрезмерной плодовитостью, выдавая в среднем по роману в пятилетку, но зато качество его текстов столь высоко, что те вполне могут служить эталоном для других писателей. Это добротная, вкусная, породистая английская проза с терпкой примесью восточной ментальности. Исигуро – безукоризненный джентльмен и одновременно – исполненный достоинства и стоицизма самурай. Каждая его книга по-своему хороша и не похожа на остальные. Однако вершиной творчества Исигуро – самым-самым его романом, на мой взгляд, является «Не отпускай меня». Вот о нем и побеседуем.

Начну с того, что это самая пронзительная, трогательная и самая страшная книга из прочитанных мною за последние годы. «Не отпускай меня» не отпускала меня до последних страниц, не отпускает сейчас и, пожалуй, не отпустит еще довольно продолжительное время.

Романы такого плана принято называть «душераздирающими» – рассказываемые в них истории волнуют читателей, вопиют к их сердцам, и чем беззвучней, чем сдавленней этот вопль, тем верней и громче рвутся души, тем большим количеством крови обливаются читательские сердца.

На первый взгляд, ничего необычного в этой книге нет. Классический английский роман воспитания. Детство, отрочество, юность. Привилегированная закрытая школа. Первый опыт самопознания. Дружба и предательство. Первые уроки жизни. Первая встреча с Прекрасным. Первая любовь. Однако с первых же страниц над невинными головами юных героев довлеет какая-то страшная тайна. Странные оговорки взрослых. Странное поведение некоторых учителей. Странный запрет на любые разговоры о будущем. И какая-то неясная угроза на горизонте.

Читатель теряется в догадках. Дети неизлечимо больны? Или сама эта школа – не то, чем кажется, за что пытается себя выдать. Правда, как водится, оказывается куда хуже любого предположения. Человечество борется с неизлечимыми болезнями, пытается отстоять у смерти самое слабое, самое уязвимое свое звено – плоть. О душе вопрос тоже поднимается, но об этом чуть позже. Итак, люди воюют со смертью, и, как во всякой войне, им нужны боеприпасы, в роли коих выступают… донорские органы. Читатели, разумеется, в шоке: элитное учебное заведение оказалось инкубатором, где детей, словно бойлеров, растят на мясо.

Не торопитесь бросать в меня камни, мол, что за нехороший человек, зачем все рассказал, убил интригу, теперь читать будет неинтересно. Читать будет интересно, ибо главный интерес книги не в том, ЧТО написано, а в том, КАК это сделано. Та же история под пером другого автора запросто обратилась бы в третьесортный триллер, страшилку для скучающего обывателя, закисающего от недостатка переживаний. Но Исигуро показал себя истинным мастером, виртуозом, и как у всякого автора высокой пробы, сюжет у него играет не главную, но всего лишь вспомогательную роль. Ну, не бывает книг совсем без сюжета – даже в телефонном справочнике какой-то должен присутствовать. Главное же в романе – те вопросы, которые принято называть «вечными» или «проклятыми». Например, есть ли у человека душа? На этот вопрос, применительно к своим питомцам, пытаются дать ответ отцы-основатели, верней, матери-основательницы нашего зловещего интерната. Ведь не из одного только ложного гуманизма (хотя и из него тоже) детей растят не в изгвазданных навозом стойлах, не в клетках, но в уютных дортуарах, и стремятся вырастить не просто качественными наборами здоровых органов для последующей пересадки, но самостоятельными, думающими личностями, чуткими к искусству, с развитыми творческими наклонностями. Что это? Особо утонченное, изощренное издевательство? Необыкновенный фашизм? Ну что вы, разумеется, нет! Педагогами движет благороднейшее намеренье доказать обществу, увязшему в погоне за собственным здоровьем и долголетием, что у этих обреченных малюток тоже есть душа, что они тоже люди. Право же, этих достойных последователей и продолжателей дела Песталоцци, Макаренко и Ушинского практически не в чем упрекнуть. Они, конечно, в отличие от Корчака, не последуют за своими воспитанниками в печь крематория, но на свой лад вполне облегчают и улучшают их недолгий жизненный путь, делают его более достойным и осознанным.