Дмитрий Померанцев - По странам и страницам - в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг

Итак, герои романа – террористы. Откуда в них эта тяга к насилию и одновременно – готовность к самопожертвованию? И что собой представляет терроризм как явление? Террористами называют Каракозова и Гаврило Принципа, но был ли террористом Николай Гастелло? И можно ли считать таковым библейского Самсона? Ответ вроде бы прост: Гастелло не был террористом, так как таранил танки, а не санитарные фургоны. И Самсон обрушил свод на головы врагов своего народа. Однако и наши цареубийцы, и сербский патриот метили тоже не в частное лицо, но в руководителя враждебного государства (в случае с народовольцами – государства, враждебного по отношению к собственному народу). Выходит, все зависит от точки зрения, и грань между подвигом и преступлением – не толще лезвия бритвы?

В романе неоднократно подчеркивается социальная природа протеста героев. Абсолютно верно подчеркивается, но, на мой взгляд, неоправданно часто. Автор как будто не уверен, что так оно и есть на самом деле, или же не доверяет читателю, спешит представить готовые выводы вместо того, чтобы дать возможность прийти к ним самостоятельно.

Кроме того, автор слишком мало внимания уделил другим аспектам и подоплекам терроризма – психологическим, идеологическим, религиозным. Зато исторический экскурс по местам и временам боевой славы русского террора ему удался просто на диво, и тут не соглашусь с автором другого критического отзыва, будто вставные главы о дворнике Юсуфе выпадают из общего контекста. Не выпадают, но, напротив, связывают, скрепляют повествование, придают ему новый вес и смысл, делают более живым и достоверным.

Роман «ХУШ» написан в яркой импрессионистской манере: от внешних эффектов и впечатлений читателю предстоит совершить непростое путешествие вглубь, к сути предметов и явлений. Язык книги поэтичен и щедр, порой он кажется чрезмерным, как будто автор увлекся, погнался за бархатным махаоном причудливого образа и позабыл про основную задачу. Но это – от переизбытка сил, от широты души. К счастью для нашего брата-читателя, автор явно не привык чахнуть над златом слов, припрятывая про запас метафоры и сравнения.

Книга прочитана диктором студии «Логос», артистом Вячеславом Герасимовым. Не знаю, как вам, а мне этот исполнитель очень даже симпатичен. Да и у автора, насколько знаю, претензий к прочтению нет.

Помнится, была такая реклама популярного газированного напитка: по пустыне едет группа велогонщиков, потом один из них бросается наперерез некой большой хищной кошке и в последний момент вырывает у нее из когтей бутыль с шипучкой – в это время один из остановившихся гонщиков поворачивается к другому и говорит, делая прям-таки зверское лицо: «Вот за это я не люблю кошек» – и тот ему отвечает с еще более жуткой гримасой: «Ты просто не умеешь их готовить».

Чилийский писатель Луис Сепульведа кошек готовить умеет. Собственно, именно большая кошка, точнее, самка ягуара и является главной героиней его романа «Старик, который читал любовные романы». Главным же мужским персонажем книги, как явствует из самого ее названия, является некий Антонио Хосе Боливар Проаньо – «крепкий жилистый старик, который, похоже, уже давно перестал обращать внимание на то, как солидно и торжественно звучит его имя».

Колоритный этот персонаж похож одновременно и на безымянного полковника, которому никто не пишет, и на полковника Аурелиано Буэндиа, вспоминающего, как много лет назад, стоя у стены в ожидании расстрела, он вспоминал… и на легендарного героя войны за независимость Латинской Америки Симона Боливара из романа «Генерал в своем лабиринте» (не зря же третье из имен старика звучит как-то по-особенному солидно и торжественно).

Словом, несмотря на то, что затерявшееся в дебрях эквадорской сельвы небольшое селение с издевательски неподходящим названием Эль-Идилио (ничего идиллического там нет) напоминает Макондо лишь отчасти, «уши» Габриэля Гарсиа Маркеса торчат тут из каждого сплетения лиан – из-за каждой араукарии.

Все вышесказанное вовсе не означает, что книга чилийского прозаика в чем-то вторична по отношению к творчеству его колумбийского собрата по перу. Используя характерные черты и приемы так называемого «магического реализма», Сепульведа упорно гнет свою собственную линию, главным направлением которой является нерасторжимое единство человека и живой природы. В связи с этим и сам жанр книги получился не столько магическим, сколько экологическим. Внутреннее пространство «Старика» волшебно не потому, что герои возносятся на простынях-самолетах или повелевают тучами желтых бабочек, – в этом смысле Сепульведа вполне традиционно реалистичен. Нет, чудесна сама атмосфера романа, пронизанная фантастическим разнообразием амазонской сельвы – ее звуками и красками, запахами и непрестанным движением.