В этом смысле сейчас больше возможностей для более объективной оценки новейшей китайской литературы, более точного понимания и переосмысления. В ситуации радикализации модерна историзированная литература создала особый опыт китайской литературы. После «культурной революции», в период реформ и открытости, литература столкнулась с задачей переписывания истории (реисторизацией), а также с вечно существующим давлением художественного творчества (давлением, происходящим из модернистских стремлений к поиску самого себя). Это давление в конце концов привело к тому, что литература от уровня идеологической историзации перешла на уровень языковой сущности и индивидуализированного опыта. Новейшая литература 1990-х даже столкнулась с деисторизацией (повествованием о мелочах жизни в противовес повествованию о грандиозных событиях истории). Это ситуация не только освобождения, но и небытия, отсутствия событийности. В ситуации небытия литература вновь подверглась влиянию реисторизации.
Например, обрели силу нарратив о трудностях простого народа и реалистичная деревенская проза. Однако их внутреннее содержание изменилось: влияние реисторизации не смогло подавить стремление к деисторизации. Это явление можно назвать постисторизацией. Получается следующая схема историзации новейшей китайской литературы:
«Литература семнадцати лет»после 1942 года или после 1949 года – период «историзации» «Культурная революция»– «сверхисторизация» Новый периодпосле окончания «культурной революции» – «реисторизация» 1990-е годы и позднее– период «деисторизации».
Историзированная литература свидетельствует о том, что модернизм в Китае развивался по своему историческому пути согласно китайской специфике: он дошел до финала, однако остался незавершенным. Это обусловило чрезвычайную сложность культурной конструкции новейшей литературы в Китае. В запутанном клубке историзации и деисторизации литературы объект творчества то освобождается от истории, то втягивается в ее переосмысление и пытается найти дорогу в двойном языковом контексте – модернизма и постмодернизма. Возможно, идея «вечной историзации», о которой писал Джеймсон, всегда будет актуальна. В процессе деисторизации в конце концов возникают попытки историзации, однако они не повторяют друг друга, а если повторяют, то несут другой смысл. Историзация всемогущего идеологического сознания больше не может повториться.
Мне не хотелось бы вдаваться в подробности, скажу только, что способ, с помощью которого можно теоретически охватить нарратив истории литературы, таков: нужно обратиться к толкованию текстов литературных произведений. Историзация требует обращения к эстетике художественного текста. Однако я не собираюсь здесь, как Джеймсон, обращаться к тексту, чтобы показать, что он являлся «заблаговременным». Джеймсон писал: «Эта история – “отсутствующая причина” Альтюссера [40] Луи Альтюссер (1918–1990) – французский философ-неомарксист, один из самых влиятельных представителей западного марксизма, создатель структуралистского марксизма. – Примеч. пер.
, “реальное”
Лакана [41] Жак Лакан (1901–1981) – французский психоаналитик, философ (фрейдист, структуралист, постструктуралист) и психиатр. Одна из самых влиятельных фигур в истории психоанализа. – Примеч. пер.
– не есть текст, ибо она в своей основе ненарративна и непредставима». Далее он пишет: «В качестве оговорки, однако, к этому можно добавить, что история доступна нам в одной лишь текстуальной форме или, другими словами, что к ней можно приблизиться только путем предшествующей (ре)текстуализации» [42] Джеймсон Ф. Об интерпретации: Литература как социально-символический акт // Марксизм и интерпретация культуры. Москва; Екатеринбург, 2014. С. 42.
.
По Джеймсону, историзация есть мистическая онтология, как «абсолютный дух» Гегеля [43] Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831) – немецкий философ-классик. – Примеч. пер.
и «вечное возвращение» Ницше [44] Фридрих Вильгельм Ницше (1844–1900) – немецкий мыслитель, филолог, композитор, поэт. – Примеч. пер.
. Для нашей же цели историзация – это целостная картина существования литературы на определенном этапе и формы ее функционирования. Использование концепции историзации дает возможность проследить, как основные тенденции развития литературы на определенном этапе отражаются в литературных феноменах, событиях и собственно текстах. Это все помогает в тщательном чтении текстов новейшей китайской литературы, в различении исторического значения текстов (здесь работает историзация) и эстетического значения текстов (здесь работает деисторизация). Однако тексты не подчиняются историзации, как раз наоборот – они самоценны. Я бы хотел подчеркнуть, что концепции модернизма и историзации дают правила и ориентацию для анализа и интерпретации сложных литературных феноменов, обнажают их взаимозависимость и обуславливают доступность их понимания.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу