Анатолий Вассерман - По следам литераторов. Кое-что за Одессу

По чётной стороне Сабанского переулка ещё один новый элитный дом, а по нечётной – посредине переулка – могучий дом, дорастающий до рекордных для дореволюционной Одессы шести этажей [539]. Удивительно, но он смотрится мощно даже рядом с новым 16-этажным домом на углу Канатной и Сабанского переулка. Кстати, Сабанского – как мужа Каролины Собаньской (забавно это «блуждание» «о» и а»; также у Овчинникова и Авчинникова – см. главу 5) – мы упоминали в главе 3.

Что-то пора нам завершать прогулку – слишком много отсылок к уже написанному тексту. Впрочем, нам осталось всего три остановки, четыре писателя и 230 метров пути.

Как Вы уже убедились, палитра одесской жизни невозможна без еврейской краски. В финале нашей прогулки будет именно эта краска, что отнюдь не означает монохромности: например, даже мужчины в состоянии различить четыре оттенка розового цвета, а женщины – не меньше 60-ти (про оттенки серого мы, понятное дело, и не говорим).

Но в начале общетеоретические факты:

Российская империя (мы это уже кратко упоминали) получила евреев «в нагрузку» к территориям, доставшимся при разделе Польши. Как ни парадоксально, пресловутая «черта оседлости», так осложнившая жизнь еврейского населения Империи, первоначально просто приравнивала присоединённых евреев в правах к остальным жителям империи, тоже лишённым права свободного перемещения [540].

После штурма Хаджибея в ночь на 1789–09–14 Иосиф Дерибас обнаружил в прилегающем к замку форштадте пять еврейских семей. Так что еврейской население Одессы старше самой Одессы. Книга «Прогулки по еврейской Одессе» [541]приводит сведения о том, что и сам основатель Одессы происходил от евреев, изгнанных из Испании в 1492-м году. Поэтому включение Одессы в черту оседлости очень логично.

Демографическим следствием включения Одессы в черту оседлости стало то обстоятельство, что в конце XIX – начале XX века Одесса была третьим городом в мире (!) – после Нъю-Йорка и Варшавы – по еврейскому населению: 136 512 человек – 34.3 % от 397 993 постоянных жителей [542]. В 1923-м году евреи составляли уже 48.2 % населения города, но основные герои нашей книги Одессу уже покинули. Политическое значение этого обстоятельства мы описали в главе 5.

Культурным же следствием такого количества еврейского населения, причём – прекрасная особенность нашего демократического города – не собранного в гетто, а живущего по всей Одессе, была выдающаяся концентрация деятелей еврейской литературы.

Соблюдая хронологию, начинаем с «дедушки» еврейской литературы». Для этого мы должны подойти на угол Канатной и Еврейской. По чётной стороне – новое административное здание. До Великой Отечественной войны на этом месте был двухэтажный особняк, где с 1927–11–06 по июнь 1941-го года [543]размещался Одесский музей еврейской культуры имени Менделе Мойхер-Сфорима [544].

Сверхкратко отметим следующее:

В период расцвета музея в нём было более 30 000 экспонатов. Музей принимал семейные реликвии и фотографии, театральные костюмы и афиши из Антверпена, Вены, Копенгагена, Парижа, Стокгольма, Нъю-Йорка, Буэнос-Айреса, Мельбурна, создал литературный архив еврейских писателей. Не меньшую ценность представляла коллекция летописей и уставов ремесленных братств, а также синагогальной утвари, Коллекция живописи включала работы Моисея Хацкелевича (Марка Захаровича) Шагала, Александра Григорьевича Тышлера, Натана Исаевича Альтмана, Аврума Ицхока Лейба Иосифовича (Леонида Осиповича) Пастернака.

Музей в Одессе, существуя за счет дотаций из городского бюджета, был единственной в Советском Союзе такого рода «сокровищницей памятников еврейской культуры» [545]. К тому же и народный комиссариат просвещения Украины обязал все учреждения всячески ему помогать в работе. Последнее обстоятельство можно рассматривать как медаль от Наркомпроса. Но, как и свойственно медали, у неё оказалась и противоположная сторона: то, что давалось Наркомпросом, так же легко (и зачастую поспешно) изымалось – то в Одесский Археологический музей [546], то – уже после войны – в Киевский государственный исторический музей и в Музей исторических драгоценностей УССР.

Сопоставление различных описей и изменение нумераций в них драгоценных изделий вызывает в памяти анекдот: основатель Одессы Иосиф Дерибас достаёт табакерку с гравировкой «Иосифу Дерибасу от Григория Потёмкина»; Александр Сергеевич Пушкин достаёт табакерку с надписью «Другу Александру Сергеевичу от князя Вяземского»; начальник Одесской ЧК достаёт портсигар с надписью «Городскому голове Г. Г. Маразли от гласных Городской Думы». Короче, постарались все – от румынских оккупантов до аккуратных одесских чиновников. «Благодаря» этим усилиям Одесса лишилась уникальной коллекции иудаики: она явилась бы прекрасным источником для изучения еврейского искусства и истории. Слабым утешением служит лишь то, что редчайшие шедевры ювелирного искусства не переплавлены [547], а остались в запасниках музеев Украины.