Анатолий Вассерман - По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Вот так – с риском потерять репутацию – Юрий Иосифович написал сценарий. В 1966-м году снят фильм «Формула радуги» [377]. Режиссёр – Георгий Эмильевич Юнгвальд-Хилькевич – тот самый, кто спустя 13 лет снял «д’Артаньяна и трёх мушкетёров». «Формула радуги» – его дебют в кино, как, кстати, дебют Натальи Владимировны Варлей [378]. Фильм, впрочем, победным ни для кого не стал. Его практически не показывали, усмотрев много «нехороших намёков» [379]. Вернули на экраны в Перестройку – спустя 22 года после создания. Для кино с его стремительно меняющимся языком – это почти вечность. Теперь фильм можно смотреть только из-за «звёздного» актёрского состава и песен Зацепина.

Дальше была работа автора самой «рейтинговой» (хотя тогда такого слова не было) передачи Львовского телевидения «Стоп-Кадр». Это была причудливая смесь сатиры в стиле киножурнала «Фитиль», невзоровских «600 секунд» и криминальной хроники – причём задолго до появления на телеэкранах и «600 секунд», и вообще криминальной хроники. Успех был громадный. Передачу закрывали, открывали, снова закрывали. Когда проводники не хотели брать передачу во Львов, Владимир применял «секретное оружие»: «Так это ж для Льва Львовича [380]из передачи «Стоп-Кадр»». Тогда и денег не хотели брать…

Первую книгу Юрий Иосифович издал уже после 60-ти. Ещё на Высших сценарных курсах он хотел писать сценарии о Тимченко и о Катаеве с Козачинским. Но не случилось. Поэтому о них были первые книги. Потом ещё несколько книг, и во всех – Одесса. Это и радовало и изумляло: в Одессе он прожил в сумме лет 7 из отпущенных ему 76. Но Одесса определила его мироощущение, чувство юмора стало одесским, любовь к городу осталась в сердце навсегда.

Сам Козачинский, а затем Чернявский описали взаимодействие пары Козачинский – Петров так изящно и достоверно, что читателю проще обратиться к «Зелёному фургону» и «Печальному римейку». Поэтому ограничимся здесь кратким конспектом этих трудов.

По канонической версии, Козачинский и будущий Петров подружились в Пятой гимназии [381].

Александр Владимирович Козачинский в 1917-м уходит, не окончив гимназию [382]. Идёт в милицию – сначала конторщиком, потом инспектором уголовного розыска. Попадает под суд за должностное преступление и получает срок в три года, но добивается оправдательного приговора и возвращается на службу. Правда, из Одессы уезжает в Балтский уезд – на самый север нынешней Одесской области. Из милиции дезертирует, когда вместе с немецким колонистом крадёт фургон с зерном – тот самый «зелёный фургон». Зерно это – взятка начальнику Балтской милиции [383], так что дальнейшая «карьера» Козачинского идёт в соответствии с тезисом: «если вас повесят за украденную курицу, почему бы не украсть ещё и овцу?» Козачинский возвращается в Одессу – точнее, в немецкую колонию Люстдорф (это ближайший пригород – километров 20 от центра города). Там, опираясь, на опыт работы в уголовном розыске, организует банду человек в 20. Она успешно «работает» два года. В 1922-м на одесском Староконном рынке, где нынче торгуют в лучшем случае рыбками и собачками, Козачинский реально торгует конями. Правда, они украдены – и украдены из конюшен ни больше ни меньше 51-й Перекопской дивизии, размещённой в это время в городе (в Книге 1 мы не раз её упоминали). Лошадей активно разыскивают, на Староконном Козачинский попадает в засаду [384]. По легенде в одном из милиционеров Козачинский узнаёт своего друга Евгения Катаева – ему и сдаётся. «Успехи» банды приводят к приговору, описываемому замечательным эвфемизмом «высшая мера социальной защиты» – расстрелу [385]. Гимназический друг помогает кассировать приговор. Дело пересматривают, расстрел отменяют, потом по амнистии Козачинского освобождают и он «белым лебедем» [386]летит в Москву. В газете «Гудок» верный друг Катаев – уже Петров – работает фельетонистом. Козачинский тоже становится газетчиком, работает в том же «Гудке», потом в других изданиях. В 1938-м – по настоятельному совету Петрова – пишет «Зелёный фургон», где описывает бурную молодость, а своего друга выводит как Володю Патрикеева. Умирает Козачинский в Новосибирске в 1943-м – в 39 лет! – от болезни сердца.

Евгений Петрович Катаев прожил практически столько же. И бурная молодость у них была похожа. Вот только если у Козачинского сначала был уголовный розыск, потом тюрьма, то у Катаева-Петрова наоборот: сначала он вместе со старшим братом посидел за «Маячный заговор» ( см. предыдущую главу), а потом работал в уголовном розыске. Катаев-младший проходил все необходимые проверки и в сокрытии факта пребывания в тюрьме уличён не был [387]. Год рождения он изменил с 1902-го на 1903-й, а в церковные книги никто при проверке не заглянул (возможно, церковь на углу Белинского и Базарной уже закрыли), и подмена прошла гладко. Пришлось прожить жизнь более молодым человеком [388]. Возможно, в 1938-м что-то начали «копать», поэтому он обратился к Козачинскому с просьбой «беллетризировать» свою работу в одесском уголовном розыске. Более детальный анализ, проведенный, в частности, в «Печальном Римейке», показывает, что и в Володе Патрикееве, и в арестованном им главаре банды Красавчике [389]есть черты самого Козачинского. Более того, задерживал Козачинского не Катаев, а другой сотрудник уголовного розыска. Да и участие Катаева в организации пересмотра приговора – тоже легенда. В день вынесения приговора о расстреле Козачинского Верховным судом УССР – 1923–09–13 – Евгений Катаев подал рапорт о предоставлении отпуска, плавно перешедшего в отставку. Так что Козачинского в Москве он мог встретить словами комбата из песни Высоцкого: «А что не недострелили, так я, брат, даже рад!» [390]Уйдя из уголовного розыска, Катаев-младший двинулся к Катаеву-старшему в Москву. Он не догадывался, что главным в его жизни будет не воссоединение с братом, а содружество с Ильфом.