Владимир Алпатов - Языкознание - От Аристотеля до компьютерной лингвистики

Другая проблема, по-разному решавшаяся в разные эпохи, — связь лингвистики с другими науками. В лингвистике можно видеть как периоды сближения с другими науками, разработки пограничных проблем, так и периоды ее обособления от других наук, выработки собственно лингвистических методов. В античный период, особенно до Александрии, а затем снова в Средние века языкознание считалось частью философии, в Европе XVI–XVIII вв. оно не отделялось от филологии — науки о текстах и их толковании. Обособление впервые четко выразилось в первой половине XIX в., когда разрабатывался первый строгий лингвистический метод — сравнительно-исторический, позволявший сопоставлять родственные языки и реконструировать лежащие в их основе праязыки. Филологу, например филологу-классику, изучающему древнегреческий или латинский текст, важны сведения о личности автора и исторических обстоятельствах создания текста, а лингвисту, изучающему тот же текст, это неважно, зато лингвисту, исходившему из сравнительно-исторического метода, нужны параллели с родственными языками (например, греческого или латинского языка с санскритом или старославянским), несущественные для филолога.

Затем, когда к концу XIX в. обнаружился кризис исторического языкознания, стали активно сближать лингвистику с историей, психологией, физиологией, социологией и даже с географией. Но после появления книги Ф. де Соссюра начался длительный период нового, еще более радикального обособления лингвистики от всех наук (исключая лишь математику, сближение с которой науки о языке началось именно в этот период). Считалось, что лингвистика должна основываться исключительно на собственно лингвистических методах. Основатель ведущей американской лингвистической школы того времени, школы дескриптивистов, Леонард Блумфилд (1887–1949) утверждал, что предмет изучения лингвистики — «шум, производимый органами речи». Другой виднейший структуралист, датчанин Луи Ельмслев (1899–1965), писал в 1953 г.: «Лингвистика должна попытаться охватить язык не как конгломерат внеязыковых (т.е. физических, физиологических, психологических, логических, социологических) явлений, но как самодовлеющее целое». Представители разных школ структурной лингвистики сходились в том, что связь лингвистики с другими науками если и может быть, то лишь односторонней: другие науки могут и даже должны использовать результаты, полученные лингвистикой, но последняя от них совершенно независима.

Однако Хомский в 1960-е гг. объявил лингвистику частью психологии познания. И в последнее время лингвистика всё более сближается с самыми разными, преимущественно гуманитарными науками; развиваются пограничные дисциплины (социолингвистика, психолингвистика, нейролингвистика, лингвистическая поэтика и др.). Как писал Кибрик, «то, что считается "не лингвистикой" на одном этапе, включается в нее на следующем. Этот процесс лингвистической экспансии нельзя считать законченным». И сравнительно-историческое языкознание, и структурализм по-разному сокращали объект своей науки, что дало возможность значительно развить методы в тех областях, которыми они занимались, однако сейчас лингвистика характеризуется расширением объектов исследований и всё более тесными связями с другими науками.

Можно отметить и уже упоминавшееся преимущественное внимание то к одной, то к другой стороне языковой системы. Изучение звуковой стороны языка играло очень малую роль в европейской традиции до начала XIX в. (классификация звуков долго не шла дальше их разделения на гласные и согласные), но затем вышло на первый план. Это достигло своего предела в эпоху классической фонологии, в 1920–1930-е гг. Теперь же оно уже не столь приоритетно. Морфология исконно была центральной частью лингвистического описания, но во второй половине XIX в., в период господства сравнительно-исторического языкознания, уступила ведущую роль истории звуков. Затем в структурной лингвистике она вновь привлекала к себе внимание, пик в ее развитии наблюдался в 1940–1950-е гг. а потом, начиная с Хомского, морфология опять отошла на второй план. В последние 10–15 лет снова наблюдается некоторый всплеск интереса к ней, хотя параллельно с этим активизировались попытки объединить ее с синтаксисом (появилось даже наименование морфосинтаксис ). Синтаксис же очень долго отставал в своем развитии от фонетики (фонологии) и морфологии. После короткого периода повышенного внимания к нему в начале ХХ в. (у нас это проявилось у А. А. Шахматова, А. М. Пешковского и др.) синтаксис почти не исследовался в структурной лингвистике. Например, представители Московской фонологической школы не любили синтаксис и в своих лингвистических курсах даже его опускали. Зато Хомский объявил его центральной областью лингвистики, и современная американская наука о языке занимается прежде всего именно синтаксисом. А семантика — дисциплина, изучающая языковые значения, — всегда была самой неразвитой в лингвистике. Лишь в последние 20–30 лет она стала активно развиваться. Типология, популярная большую часть XIX в., к концу века почти сошла на нет, а с 1920–1930-х гг. возродилась на новой основе.