Владимир Алпатов - Языкознание - От Аристотеля до компьютерной лингвистики

Таким образом, нормой является хранение в памяти некоторых средних по протяженности единиц: они больше морфемы (или равны ей), но меньше предложения (или равны ему). Слова как норма хранятся в мозгу человека и в большинстве случаев в процессе речи берутся в готовом виде. Это не исключает, с одной стороны, хранения устойчивых словосочетаний вроде начальник радиостанции (что показывает их сохранение и у больных с «телеграфным стилем»), с другой стороны, конструирования новых сложных слов из составных частей; они могут в дальнейшем закрепиться в системе языка и войти в лексикон, но могут и остаться разовым использованием.

Строго лингвистическое определение слова, которое полностью бы совпадало с традицией, по-видимому, невозможно: традиция не строго последовательна. Но из этого не вытекает отказ от понятия слова, которое скорее надо понимать как психолингвистическое.

Выше уже говорилось о том, что наука о языке по-разному относилась к содружеству с психологией. Концепции языка второй половины XIX в. и начала ХХ в. были во многом психологическими; пример — подход к фонеме как «психологическому отпечатку звука» у Бодуэна де Куртенэ. Потом структурная лингвистика, стремившаяся к точности и проверяемости результатов, отказалась от слишком нестрогого психологического подхода. И тем не менее, говоря о слове, часто, пусть в неявном виде обращались к психологии. Например, Панов писал: разнообразные определения «улавливают отдельные, обычно не самые существенные признаки слова», тогда как «у всех у нас есть уже сложившееся практически представление о слове, и все наши теории приходится сверять с этим общепринятым и устойчивым представлением». Но «устойчивое представление» — это именно элемент психики.

Однако решить проблему слова структурными методами так и не удалось, в связи с чем в ряде работ (на Западе чаще, чем в России) проявился отказ от понимания слова как центральной единицы. Но теперь появилась возможность опираться на нейролингвистические исследования, которые эту роль подтверждают.

Другая проблема, которую следует здесь рассмотреть, — проблема классов слов, то есть частей речи. Как уже говорилось, в каждой лингвистической традиции слова распределялись по тем или иным классам; чаще всего разграничивались, во-первых, знаменательные и служебные слова, во-вторых, имя и глагол (кроме Китая); иногда, как в Европе, выделялись и некоторые иные классы: прилагательные, наречия и другие. Для их выделения применялись разные критерии: морфологические, синтаксические, семантические. В целом традиционная система частей речи (скажем, содержащаяся в школьном учебнике) неоднородна по своим основаниям не меньше, чем традиционное выделение слов.

Особую точку зрения еще в 1928 г. высказал не раз здесь упоминавшийся Щерба. Он писал: «Самое различение "частей речи" едва ли можно считать результатом "научной" классификации слов.… В вопросе о "частях речи" исследователю вовсе не приходится классифицировать слова по каким-нибудь ученым и очень умным, но предвзятым принципам, а он должен разыскивать, какая классификация особенно настойчиво навязывается самой языковой системой. … Едва ли мы потому считаем стол , медведь за существительные, что они склоняются, скорее потому мы их склоняем, что они существительные». Ученый подчеркивал, что «ученых и умных» классификаций слов может быть много, но «истинная» классификация одна. Но что такое «навязываются самой языковой системой»? Вероятно, здесь в неявном виде речь шла о влиянии психолингвистического механизма. Носители языка ощущают неоднородность слов, хранящихся в их памяти, и опознают их как принадлежащие к тем или иным группам. Такой вывод прямо не был сделан Щербой, но позднее он появился у некоторых ученых. Белорусский лингвист Адам Евгеньевич Супрун писал в 1965 г.: «Слова, являющиеся по соображениям лингвистов, подтверждаемым психологами и психофизиологами, теми языковыми единицами, которые хранятся в памяти, во многих (а может быть и во всех) современных языках в той или иной мере специализированы в своих грамматических функциях. Естественно поэтому предположить, что одно из членений тотального множества слов языка на подмножества для облегчения и ускорения их поиска в памяти основывается на этой грамматической специализации слов».

Современные исследования афазий и детской речи в целом подтверждают эти предположения. В одной из американских публикаций 2010 г. говорится о существовании особых долей мозга, ответственных за представления размера, цвета, структурных черт воспринимаемого; они действуют и при произнесении или восприятии их именных обозначений. Другие доли мозга ответственны за планирование, выполнение и перцептивное понимание действий; они, вероятно, встречаются и при обработке глаголов. В статье указывается, что это не зависит от языка и свидетельствует об универсальности противопоставления существительных и глаголов. Впрочем, есть языки, где это противопоставление слабо выражено: в китайском языке даже слово со значением «собака» может в определенном контексте приобретать значение «выполнять функции собаки». Недаром китайская традиция не разграничивала существительные и глаголы.