Array Коллектив авторов - Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве ХХ века – начала ХХI века - 1917–2017. Том 1. 1917–1934

Корин решил писать свой «документальный» «Реквием» без натурщиков, с реальных церковных людей, которых приводил к себе в мастерскую на арбатский чердак. В период с 1929 по 1934 год Корин создал более двадцати реалистических портретов-этюдов крупного формата (некоторые в полторы натуры), среди которых – образы митрополитов, архиепископов, монахов и монахинь, нищих и простых верующих (в общей сложности было написано 29 портретов, последний в 1937 году). Удивителен сам факт того, что в разгар гонений на Церковь молодому художнику удалось портретировать пастырей и архипастырей русской православной Церкви. Это оказалось возможным благодаря согласию позировать для «Реквиема» митрополита Трифона (в миру князя Б. П. Туркестанова), проповедника и богослова, которого верующие чтили как духовного лидера православной Москвы. В дальнейшем, узнавая о благословении владыки Трифона, по приглашению Корина в мастерскую приходили позировать известные деятели Церкви, среди которых митрополит Сергий (будущий патриарх), молодой иеромонах Пимен (будущий патриарх), архиепископ Владимир (в миру В. Г. Соколовский-Автономов, один из крупнейших иерархов Русской православной Церкви за границей, проповедник и богослов); протодиакон Михаил Кузьмич Холмогоров (выдающийся исполнитель духовной музыки и оперных партий, входивший в художественную и артистическую среду Москвы), протоиерей Сергий (С. М. Успенский-младший, будущий священномученик Русской православной Церкви), будущий преподобномученик иеромонах Федор (в миру О. П. Богоявленский), схимницы, монахи, священники.

Портретов мирян для «Реквиема» Корин создал значительно меньше, всего несколько ярких образов. Это двойной портрет мастеровых, художников, реставраторов Сергея Михайловича и Степана Сергеевича Чураковых, женский тройной портрет, на котором изображены Софья Михайловна Голицына и Мария Николаевна Елагина с неизвестной монахиней, этюды нищего, слепца Данилы и старика Гервасия, призванные создать обобщенный образ паствы.

Жена художника П. Т. Корина отмечала, что работал Павел Дмитриевич с большим вдохновением: «Кончит один этюд, наметит другой, и начинаются уговоры, переговоры, тащит к себе на "чердак" очередную натуру» 19. Писал Корин быстро, в несколько сеансов, стараясь сразу схватить главное – лицо. После окончания очередного этюда Павел Дмитриевич приглашал М. В. Нестерова, который этюды хвалил, говорил, что «они сами по себе художественная ценность»» 20. В 1931 году мастерскую посетил нарком просвещения А. В. Луначарский и другие «высокие» гости. Судьбоносным стал визит А. М. Горького, который поддержал «Реквием» Корина и стал покровителем художника. Писатель предложил «дать картине паспорт» с именем «Уходящая Русь», что фактически и позволило Павлу Дмитриевичу продолжать работу над «антисоветской» темой на протяжении многих лет и быть, при этом, известным в партийных кругах. Горький помог и в строительстве новой мастерской в Москве. В 1934 году переезд в нее был осуществлен. Писатель напутствовал Корина: «Вы накануне написания замечательной картины. Напишите ее, слышите, обязательно напишите! Вот большая мастерская, пишите, ни о чем не заботьтесь» 21. Нестеров, посетив новую мастерскую, сказал: «От всей души желаю, чтобы вы написали одну из значительнейших картин русской живописи» 22.

Масштабная картина, однако, так и не была написана. В мастерской мастера на Малой Пироговской улице долгие годы стоял подготовленный нетронутый кистью холст размером 5,51 на 9,41 м. Сам художник объяснял «неудачу» тяжелыми обстоятельствами в тот период, когда он был более всего готов приступить к «большой картине». Действительно, после смерти Горького в 1936 году «обстоятельства» ожидаемо изменились. Мастерскую художника посетила Комиссия по делам искусств, в результате чего Сталину было направлено письмо:

«Секретарю ЦК ВКП (б) – т. Сталину И. В. т. Андрееву А. А.

Подготовка П. Корина к основной картине выражается в сотне эскизов, натурщиками для которых служат махровые изуверы, сохранившиеся в Москве, обломки духовенства, аристократических фамилий, бывшего купечества и пр. Он утверждает, но весьма неуверенно, что вся эта коллекция мракобесов собрана им для того, чтобы показать их обреченность. Между тем никакого впечатления обреченности, судя по эскизам, он не создает. Мастерски выписанные фанатики и темные личности явно превращаются в героев, христиан-мучеников, гонимых, но не сдающихся поборников религии.