Сначала – только публикации, о постановке говорить не приходится. Речь о ней зайдёт только в 1949 году. В письме к жене от 2 июня 1949 года Мариенгоф пишет:
«Вчера я послал тебе телеграмму о том, что у меня у Солодовникова 431“ассамблея” 4 июня. Приглашают слушать мою
“Викторию” театр-маршалов и генерал-полковников – всех худруков и завлитов, находящихся в Москве, – от Художественного театра начиная и Горчаковым заключая, всех находящихся в Москве крупных периферийных критиков, от газет – от “Советского Искусства” Солодовников распорядился троих, Дудина 432говорит “много чести”, а самое неприятное – это дерьматурги; я постарался включить тех, кто не придёт: Федина, Всеволода [Иванова], Шварца и т.д. Но кое-кого включил сам Солодовников (Тренёва и там ещё каких-то старых пердунов). Словом, думаю, что это мне не больно выгодно. Нельзя устраивать “аукцион” из автора, пьеса которого в лучшем случае может идти в одном московском театре, а Александрова 433заявила в комитете: “Это наш автор”. Боюсь, Люха 434, что загремлю с колокольни Ивана… нет, не “Ивана Великого”, а “Анатоля Великого”…Ну дела…
Только что, сию секунду, звонок по телефону, поставил многоточие и пошёл к нему… Кто бы ты думаешь?.. Николай Охлопков. Нашёл, значит, телефон, вспомнил, что мы были на “ты”, что я поэт, и приказал, вернее попросил, чтоб я никому пьесу не обещал, пока с ним после чтения не увижусь – Художественный будет её пять лет ставить и прочее, и прочее… Вот бляди! А помнишь, что было в недалёком прошлом?.. А хороша ли пьеса или плоха, я сам не знаю. Во всяком случае, это хроника.
Когда я читал: Александровой, Гусу, Мише, Сарре, Володе, балде Косте и жене твоего кавалера Алымова, – впечатление такое: увлёкшись блестящим словом – перегрузил слегка, маловато действия, что-то нужно ещё подсыпать для интриги и для того, чтобы почувствовать и поверить “как Пётр дошёл до «Совершенной Виктории»”. Я тебе говорю о самых строгих и максимальных требованиях. Кое с чем я согласен, сокращения уже сделал по “заграничным” сценам – но не всё возможно сделать. Имей в виду – ни один человек не сказал: “Плохая пьеса… не вышла” или что-нибудь подобное.
Замечания сопровождались присказкой, как и во всех хрониках, даже шекспировских… Но ведь пукнуть-то я всё же шире Шекспира пока не могу… Поставили меня на афишу в ВТО (один акт) на вечере ленинградцев (именитых музыкантов и прочих), я не явился, теперь требуют, чтобы и у них читал всю пьесу, а я сказал: “После комитета”… Вот мои пьесные дела….»
Начинается «Совершенная виктория» с разгрома шведов под Нарвой и далее соответствует исторической хронике. На этот раз погружение в историю необходимо Мариенгофу, чтобы выдать победоносный текст соответственно запросам времени.
Сильные чувства вызывали у зрителя (если пьесу всё-таки поставили) слова Петра, когда актёр подходил к краю сцены и читал:
Сыны мои, солдаты, офицеры!
Вот и пришёл сей грозный час,
Что порешит судьбу России.
Пришёл час битвы генеральной.
Враг, словно волк некормленый, голодный,
Разинул пасть и щёлкает зубами
На берега морские наши,
На Псков, на Новгород,
На Дон, на Украину,
Что нам сестра по крови и по вере.
Враг гетмана купил,
Купил, как подлого Иуду,
Купил измену гнусную Мазепы,
Купил собачий смрад его души, —
Но не купил народа Украины!
И в сегодняшних реалиях это выглядит, как бы парадоксально ни звучало, вполне современно.
Сыны! Товарищи! Солдаты! Офицеры!
Не думайте, не помышляйте,
Что в грозный бой идёте за Петра.
За родину идёте в бой, герои!
За государство русское, —
Вручённое Петру! И ведайте:
Мне жизнь моя не дорога.
Была б жива любимая Россия,
Была б жива во славе и для блага
Моих сынов… (Простирает руку к полкам.)
И ваших сыновей, И наших правнуков далёких.
К победе, воины! К викторьи совершенной!
Виктория была совершенная. Почувствовав успех своей пьесы, Мариенгоф даёт одно из главных её событий – взятие крепости Орешек – в новой короткой пьесе «Город-Ключ» (1944). Эта одноактная пьеса будет ставиться во фронтовых театрах и иметь успех как минимум до 1949 года.
В ещё одной важной пьесе, написанной в сороковых, Мариенгоф задаётся вопросами: насколько кровожадна его родина? готов ли он покинуть её в решающий час? Эти раздумья уже приходили к нему в далеком 1925 году, когда он путешествовал по Германии и Франции и сиживал по парижским кабакам с Александром Кусиковым.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу