Олег Демидов - Анатолий Мариенгоф - первый денди Страны Советов

Здесь вопрос не столько в Есенине или имажинизме, сколько в культе личности как таковом. Пушкин или Лермонтов, Есенин или Маяковский, Ленин или Сталин – не так уж важно. Правда, стоит отметить, что мы имеем дело с воспоминаниями, что уже даёт повод смотреть на них с осторожностью, – да к тому же с воспоминаниями, переданными другим человеком.

В Объединённом музее писателей Урала хранятся документы о посещении Мариенгофом и Ивневым Свердловска. Вероятней всего, М. Шаповалов пересказывал именно эту поездку. А она была крайне интересной.

Афиши, как это делалось в Москве, на Урале были расклеены в витринах центральных магазинов. В афише значились следующие темы для разговоров: «Живые и мёртвые»; «Петербургские салоны»; «Берлин, Париж, заграничные курорты»; «Роспись Страстного монастыря»; «Переименование московских улиц»; комментарии к романам «Богема» и «Роман без вранья»; герой романа «Открытый дом»; новые романы и стихи.

Едва сойдя с поезда, поэты устроили первое выступление – в Деловом клубе (29 ноября). И уже через день, 1 декабря, газета «Уральский рабочий» публикует статью В.Гришанина «О писателе с плохим прошлым и без всякого будущего: к выступлению А.Мариенгофа» 357.

Какое название! Приведём пару отрывков:

«Начал Мариенгоф с вопроса о появлении за границей его последнего произведения “Циник” (sic!), неопубликованного в СССР. Мы отбрасываем формальную сторону вопроса, повторяющую дело Пильняка. Важно другое – “Циник” написан так, что автор, оценивающий поступки героев, отсутствует. <���…>

Мариенгоф не только отказывается от социального заказа, он переходит в наступление против него и требует “права на усталость и отдых”, ибо всё равно общественное развитие с неизбежностью несёт победу социализма <���…>

Ссылаясь на усталость и отказываясь от социального заказа, Мариенгоф, конечно, враг агитки. <���…>

Однако, если Мариенгоф думает, что “Цемент”, “Разгром”, “Бруски”, “Тихий Дон”, “Доменная печь”, “Наталья Тарпова” – агитки, то всё советское общество думает, что это полноценная художественная литература. <���…>

Мариенгоф защищает теорию социальной ограниченности. Для этого он ведёт длинную речь о том, что писатель не должен отрываться от своей социальной среды, что интеллигентские писатели так же нужны, как писатели пролетарские и крестьянские, что есть искусство для умных и для глупых и т.д. Одним словом, в колхозы должны ездить лишь крестьянские писатели, на заводы – пролетарские, а “мариенгофы” будут сидеть в доме Герцена, что на Никитской, и забавляться от усталости словесной бутафорией…»

Помимо прочего, В.Гришанин разбирает роман «Циники», тем самым подготавливая почву для будущих споров на диспуте с пролетарскими писателями Урала, а заодно излагает позицию Мариенгофа: автор отстаивает своё право изображать некоторые явления советской действительности, ибо таким образом он тоже участвует в строительстве социализма – показывает пережитки прошлого («…занимаются же отрицательными явлениями и ГПУ, и РКИ»). А завершает Гришанин свою статью следующим пассажем:

«Вы рассчитываете, что ваши цинические выступления против пролетарской литературы найдут отклик в сердцах миллионов. Однако расчёты ваши напрасны. Мариенгофам и “циникам” не по пути с социалистическим строительством». 358

И уральский критик оказался по-своему пророчески прав.

Был и ещё один казус. На очередном вечере местные писатели пытались затеять с нашими поэтами спор, но те легко отшутились – зал рукоплескал. На следующий день к ним в гостиницу пришла записка от обиженных коллег:

«Вчера на вечере вы струсили спорить с нами. Если вы это сделали в угоду мещанской аудитории – это двойная трусость. Если вы приехали не на гастроли, а встретиться с рабочей общественностью Свердловска, то не должны отказаться выступить на вечере, организованном нами специально для встречи с вами – в понедельник 2 декабря в клубе М.Горького… Отказ от участия на вечере будем рассматривать тройной трусостью».

Почему бы и нет?

Диспут проходил в клубе пищевиков им. М.Горького. От уралапповцев не осталось ни одного хоть мало-мальски серьёзного имени, поэтому и мы не будем их приводить. Скажем только о главном. Пролетарские писатели неистовствовали:

– Тоска пронизывает всё творчество Мариенгофа!

– Клевета на Советский Союз периода военного коммунизма и первого периода нэпа!