Дмитрий Быков - Советская литература - мифы и соблазны [litres]

И очень важно для понимания дилогии о Бендере, что Ильф и Петров – это не просто насмешники, это два глубоко идейных коммуниста. Петров – бывший чекист, человек, которому приходилось ходить в облавы, в погони, рисковать собой, несколько раз ходить в миллиметре от смерти. Ильф (Илья Файнзильберг) прошел путь от токаря до мастера кукольной мастерской, работал бухгалтером в губернской продкомиссии, ведавшей снабжением Красной армии. Поэтому не случайно в 1920-е годы те, кто сделал революцию, оказываются в оппозиции. Не случайно в 1923 году Троцкий провозглашает новый курс, говоря, что партия забюрократизировалась, партия разъелась, борцы омещанились, нужна перманентная революция, нужен огонь по штабам.

Есть третий тип реакции, помимо выгоды и отчаяния, – реакция людей, которые научились из этого делать высокую литературу. Эпос о 1920-х годах, о посрамленной надежде, о крахе великой утопии может быть написан только в манере Ильфа и Петрова.

Публикация «Двенадцати стульев» в журнале «Тридцать дней» закончилась в июле 1928 года, роман сразу же вышел отдельной книгой, но первая рецензия была опубликована в газете «Вечерняя Москва» только в сентябре за подписью «Л.К.». Роман, писал рецензент, утомляет. «Утомляет потому, что роман, поднимая на смех несуразицы современного бытия и иронизируя над разнообразными представителями обывательщины, не восходит на высоту сатиры». В том же сентябре в журнале «Книга и профсоюзы» вышла еще более резкая рецензия Г. Блока. Потом – ничего. А в 1929-м начинается бурная пиар-кампания, романом восхищаются, его переиздают, в «Литературной газете» появляется статья Анатолия Тарасенкова «Книга, о которой не пишут». Почему это происходит? А потому что роман очень понравился Сталину. Сталин не любит революцию, не любит революционеров, потому что они умнее, потому что они – люди принципиальные. Сталин хочет построить новую империю, новую монархию, и роман Ильфа и Петрова с его тотальной иронией, с насмешками над революционной фразой, над идеологией очень ложится на ситуацию 1928–1929 годов. Это ситуация контрреволюционного переворота. Какой в это время самый непопулярный, самый ругаемый поэт? Маяковский. Маяковский с его экстатическим культом революции, с его «Четырежды славься, / Благословенная», богом революции отвергнут. Он ему больше не нужен. Нужен плут, потому что у плута нет принципов, нет правил, и, кроме того, он возвращается к норме. Ильф и Петров пришлись ко двору, потому что они насмешничают над гримасами советской «чрезвычайщины», они возвращают культ нормы. И Остап Бендер всех побеждает именно потому, что он нормальный человек.

Кто же был прототипом Остапа? Катаев вспоминает, что имя Остап, весьма редкое, было сохранено для главного героя потому, что все трое знали Остапа Шора. Остап Шор – брат поэта Натана Шора, который был известен под псевдонимом Анатолий Фиолетов. Поэта, перепутав по фамилии, убили бандиты Мишки Япончика, потому что целились в Остапа, который работал в уголовном розыске, и Остап за убитого брата героически мстил. Некоторые бендеровские черты – высокий рост, смуглота, капитанская фуражка, шарф – заимствованы у Шора, а некоторые фразы Бендера пришли из речи веселого дружеского кружка, который в Мыльниковом переулке у Катаева собирался. Например, фраза «ключ от квартиры, где деньги лежат» принадлежала, насколько я помню, Семену Гехту. А знаменитая фраза «толстый и красивый парниша» – определение, которым награждала своих друзей Аделина Адалис, молодая поэтесса, тоже к этому кругу близкая. Фраза была настолько популярна, что у Маяковского мы находим ее в стихотворении «Барышня и Вульворт»: «…и я / кажусь / красивый и толстый», – хотя уж толстым он точно никогда не был. Прочие замечательные фразы типа «Обратитесь во Всемирную лигу сексуальных реформ…» – это катаевские перлы, которые пришли из того же одесского дружеского кружка. Собиралась эта компания не только в Мыльниковом переулке, но и в редакции газеты «Гудок». Я застал еще читателей, которые помнили «Гудок» 1920-х годов, самую талантливую, самую забористую московскую газету. Вот как раз в помещениях этой редакции Ильф и Петров, засиживаясь вечерами, довольно быстро написали роман. Катаев устранился от сотрудничества, сказав, что рука мастера здесь не нужна, потому что, как он сформулировал, «ваш Остап Бендер меня доконал».