Елена Гушанская - За честь культуры фехтовальщик

Прихотливая история читательского восприятия и мощная харизма…

Рассказ, написанный дней за десять, обычный «субботник» для случайного журнала, стал средоточием споров современников и, более того, современниц. Лев Толстой полюбил его так, что плакал, читая, и поместил в своем «Круге чтения», написав к нему послесловие со знаменитыми словами «любовь не менее свята, будет ли ее предметом Кукин или Спиноза». Образ переимчивой барышни использовал в полемике В. И. Ленин. «Душечка» послужила А. А. Ухтомскому олицетворением его закона психологической доминанты. Героиней рассказа стращали школьников в советское время: быть такой, как Душечка, означало крайнюю степень мещанства.

Меж тем Душечка – символ беззаветной любви-преданности, способности полностью раствориться в своей любви. И в то же время – образ любви, немного сниженной, чуть-чуть обыденной, лишенной патетики и чувственности, любви, чуть-чуть ненастоящей, к которой окружающие относятся как-то снисходительно. Даже наименования для такого чувства, для такой любви у нас в языке нет. Говорят про любящую женщину – Душечка, и все понятно.

Для того чтобы конкретный характер стал типом, нужны особые приемы и способы создания художественной выразительности. Какие?

Рассказ был написан в 1898 году в Ялте. Хроника жизни Чехова этого периода хорошо документирована. Здесь и его собственные письма, и мемуарные свидетельства, и разыскания исследователей.

Чехов работал над рассказом между 26 ноября и 7 декабря 1898 года, т. е. дней десять. 26 ноября Чехов отослал в Петербург только что законченный рассказ «По делам службы», а 9 декабря Н. Е. Эфрос, секретарь редакции газеты «Новости дня», уже получил в Москве «Душечку», о чем и телеграфировал автору: «Великое спасибо чрезвычайно обязали бы разрешением поспешить в рождественском номере газет<���ы>. Деньги высылаем» [С.Х, 405].

Однако разрешения «поспешить в рождественском номере» Чехов не дал, он возражал против публикации рассказа в газете по частям. Тогда Н. Е. Эфрос напечатал рассказ в приложении к своей газете, в еженедельном журнале «Семья» (издатель А. Я. Липскеров), где сотрудничал сам и куда зазывал Чехова еще в ноябре 1892 года, уверяя, что «журнал будет скромный, но приличный, чистый, честный и живой» [С.Х, 404–405].

Рассказ был опубликован в первом новогоднем – с небольшой натяжкой в «рождественском» – номере «Семьи» 3 января 1899 года.

Чехов писал «Душечку» в Ялте, живя на даче «Омюр», принадлежащей К. М. Иловайской, в то время когда строился его ялтинский дом, и включил в рассказ все злободневные темы и реалии ялтинской жизни: в местной газете обсуждали театр и курзал, спорили о преимуществах классического и реального образования, помещали отчеты ветеринарного надзора и даже писали о судебном разбирательстве по «Делу о состоянии ветеринарного санитарного надзора в городе Ялте». Купец Бабакаев, складом которого управлял Пустовалов, именем своим обязан Бабакаю Осиповичу Кальфа – подрядчику, строившему дом Чехова в Ялте.

Образ Сашеньки исследователи обычно связывают с Сережей Киселевым. Сережа был сыном М. В. и А. С. Киселевых, владельцев усадьбы Бабкино, где Чеховы жили на даче три лета (1885–1887). Осень и зиму 1888 года до марта 1889 года Сережа Киселев провел в семье Чеховых, в доме на Садово-Кудринской.

При подготовке рассказа к публикации в собрании сочинений Чехов исправил опечатки и произвел правку, носящую уточняющий характер и насчитывающую всего одиннадцать разночтений: он убрал повторы одного и того же слова в пределах предложения или абзаца, изменил эпитеты («такой умненький ~ такой умный»), внес коррективы в прямую речь героини, поставил имена-отчества героев там, где это возможно, в разговорную форму («Василий Андреевич ~ Андреич») и тому подобное.

Интересно, что, готовя рассказ к перепечатке в «Круге чтения», Л. Толстой отредактировал его весьма бесцеремонно: удалил даже легкую тень чувственности, телесной привлекательности в описании героини («шея и полные здоровые плечи»), ее способности остро переживать свое одиночество и никчемность, убрал слова, подчеркивавшие бездонную глубину отчаяния и томления, в котором пребывала Душечка, когда оказалась совсем одна, а также ее инфернально-шекспировское сновидение: «По ночам, когда она спала, ей снились целые горы досок и теса… <���…> снилось ей, как целый полк двенадцатиаршинных, пятивершковых бревен стоймя шел войной на лесной склад…»– и некоторые другие детали.