Николай Бодров - Как изучить английский язык самостоятельно. Нестандартные приемы самообучения.

Когда мы записываем свои мысли и размышления, мы расковываемся, развязываем себе руки для мало-мальски творческого общения с самим собой и самовыражения. Ведь почему, например, дети и старики часто вслух сами с собой разговаривают? А потому, что это естественно, этого требует природа — природа непринужденного самовыражающегося мышления. Мы же — те кто старше 7 и моложе 70, — просто глушим себя, искусственно подавляем свою нормальную потребность словесного общения собственной персоной. Нам кажется, что процесс бессловесного, молчаливого думанья более скор и эффективен. И в общем-то этим спорить трудно — почти так оно и есть. Но это «почти» для нас (особенно для нас — для изучающих языки) все-таки довольно существенно. Ведь при бессловесном думанье теряется, точнее, изначально и не появляется на свет «конечная продукция» — конкретно сформулированный текст (вслух или про себя — не стол важно). И круг замыкается: если нет навыка четко и обстоятельно формулировать свои мысли, то чаще всего и нет навыка рационально мыслить. Разумеется, эта закономерность неабсолютна. Например, шахматисты и математики мыслят «немыми» образами или чисто логически, слова им могли бы только помешать. Для людей же, занимающихся гуманитарной сферой (языки, история, философия, искусство, журналистика, политика и др.), умение облечь свою мысль в конкретные слова имеет большое — (если не самое большое — значение).

Но если по различным причинам мы не хотим или не можем систематически беседовать с кем-либо или хотя бы сами с собой, то доверять свои мысли бумаге — это вполне доступное и посильное даже для косноязычных занятие. И кроме того, оно имеет для нас, изучающих иностранный язык, особенно важную функцию: как раз через письмо мы постепенно и приходим к столь полезной форме самообучения, как устный монолог. Дело в том, что сразу, без письменной «артподготовки», заговорить вслух или про себя на иностранном языке — даже если мы уже начали активно читать и запомнили сотни слов — очень непросто при самостоятельном обучении: мешают внутренняя зажатость и отсутствие опыта в свободном выражении своих мыслей и на родном-то языке. В результате же письменной «разминки» — а достаточно хотя бы на пару месяцев стать «писателем» — уже появляется вкус к процессу изложения собственных мыслей. А после этого становится намного легче от письменной речи плавно перейти к устной. И еще: почему лучше записывать свои мысли сразу на месте, где бы мы ни находились в это время — на улице, в помещении и так далее? А потому, что они, к сожалению, имеют обыкновение «испаряться» быстрее, чем хочется. Даже выражение такое есть: «В голове мелькнула мысль». Но ведь то, что мелькает, как правило, не отличается большой устойчивостью (правда, в основном это относится к мыслям-фантазиям, не имеющим прямого отношения к бытовым делам нашей жизни). Период «полураспада» многих промелькнувших мыслей бывает, увы, слишком короток: где-нибудь на улице они вдруг явились в голову, а пришел домой — глядь… а их и след простыл. По этому поводу еще французский языковед Пьер Буаст заметил: «Мысли похожи на перелетных птиц: если их не изловят сейчас же, то, быть может, никогда не поймают». Впрочем, эта «легкокрылость» многих мыслей лишний раз отражает всю загадочность их происхождения: ведь любая мысль — это звено цепочки, вторая существует и развивается в сознании зачастую без нашего видимого участия, отчасти, может быть, и за порогом сознания. Поэтому-то, когда она (мысль) вдруг сама по себе всплывает на поверхность сознания, ее надо сразу и ловить, при этом желательно вытащить на поверхность — как из глубин морских невод с золотыми рыбками — и еще несколько соседних мыслей-звеньев этой цепочки и тут же зафиксировать их на бумаге.

Можно, конечно, и дома написать любой свободный текст и затем перевести его на иностранный язык, но мне такая чисто домашняя работа всегда казалась немного искусственной и традиционно-учебной. Ведь при этом во многом исчезает элемент естественной и сиюминутной импровизации, я бы даже сказал исчезает некая живая, уличная одухотворенность и непринужденность, а процесс записывания своих живых мыслей превращается в процесс записывания воспоминаний о своих бывших живых мыслях.

Еще одну форму записей на иностранном языке я практиковал, хотя и не очень регулярно, считая ее для себя побочной и в чем-то даже развлекательной. Это — письма. Как я уже упоминал, целиком писем на иностранных языках я не писал. Но почти с самого начального этапа изучения как английского, так и немецкого я старался в письма некоторым своим друзьям и знакомым вводить отдельные слова и словосочетания из этих языков, постепенно увеличивая и усложняя вставки. Я делал так потому, что либо не мог еще правильно и свободно выражать мысли на этих языках, либо — когда уже мог — не хотел озадачивать своих корреспондентов, не владевших достаточно хорошо (за небольшим исключением) данными языками. Да и сам я не вдруг освоил нормальную письменную речь на английском и особенно на немецком. А в письмах даже хорошим знакомым не хотелось допускать ошибок, поэтому и приходилось притормаживать свой порыв блеснуть познаниями в языках (впрочем, порыв вполне простительный для человека, изучающего языки не без некоторого усердия и даже страсти), позволяя себе в «эпистолярном жанре» только заведомо известные грамматические формы, слова и выражения. (Как заметил читатель, эту свою уже почти привычку иногда вставлять в Русский текст слова и выражения из латинского, английского и немецкого я реализую и в данной книге, делая это не ради «красного словца» и даже не с Целью научить читателя каким-либо идиоматическим выражениям и поговоркам, а, быть может, ради более важного впоследствии результата: чтобы ненавязчиво приобщить и его к хотя бы эпизодическим включениям в родную речь (как устную, так и письменную) подходящих по ситуации фрагментов из изучаемого иностранного языка.).