Олжас Сулейменов - Книга благонамеренного читателя

Думаю, что это верное положение можно целиком отнести к лингвистике, которая выводы из наблюдения над языками так называемой индоевропейской семьи сделала всеобщими и распространила на все языки мира, без учета их особенностей. Ошибочность такого подхода видна ка сравнении индоевропейских и тюркских.

Во многих индоевропейских за сравнительно короткий срок, в исторически обозримое время, коренным образом изменилась структура языков и морфология.

Тюркские языки не изменились за это время, слово в них более сохранно чем в индоевропейских по нескольким причинам чисто технического свойства.

1. Тюркское слово агглютинативно, т.е. корень и суффиксы не сплавляются, а представляют собой подвижной состав. Корень — паровоз всегда впереди и не изменяется. Он влияет на суффиксы (качеством звуков), а не наоборот.

Индоевропейские в отличие от тюркских более фузивны. Более, потому что явление фузии наблюдается ив агглютинативных языках, в частности — в монгольских и тюркских. Но в тюркских агглютинативность — правило, фузия — исключение, хоть и значительное. В индоевропейских — наоборот.

Представьте игру грамотного пианиста и начинающего. Умелец при любой скорости игры акцентирует каждый звук, попадая пальцем точно по одной клавише. До — ре — формула агглютинативности. Начинающий попадает пальцем сразу по двум клавишам, и получается сплав звуков — дре. Это образная формула фузивности.

Агглютинация способствует сохранению слова. Фузия разрушает его.

2. Место ударения, как правило, постоянно на последнем слоге.

3. Нет предлогов (префиксов). Они влияют на корень в и — е, слове, создавая в развитии ложные основы.

4. Нет показателей грамматического рода. Этот формант в индоевропейских языках менял свое место относительно корня (- пост на пре -) при переходе к аналитическому строю. Но прежнее, традиционное место (- пост ) не оставалось пустым. Старый показатель рода срастался с основой, изменяя её облик.

В общегерманском «земля» — *йер, с показателем женского рода — йерде. При переходе к аналитическому строю показатель стал употребляться перед словом, но прежний формант остался на месте — дие йерде.

Вероятно, такой же интересный путь прошло романское слово — тйерра — земля.

Старый показатель рода (- пост ) сейчас осознается лишь в древнесемитском: ΄ерсат — земля (аккадское). В клинописи был знак для суффикса женского рода — ат. Праформа семитских названий земли, вероятно, была *΄ер (история конструкции ΄ерс — особая, имеющая отношение непосредственно к Шумеру).

Название земли *΄йер некогда было международным словом, оно вошло в семитские, германские и тюркские языки. Все они начинали с одной точки, но в чистом виде без наращений сохраниться праформе удалось лишь в тюркских языках: йер — земля.

Мне кажется, лингвисты ошибаются, считая основными причинами изменения слова — фонетические. Грамматические причины — основные. Фонетические лишь сопутствуют.

В тюркских наречиях слово «земля» представлено фонетическими вариантами — йер, йар, жер, джер, чер, дьер, тьер, кер, кир. В германских языках им соответствуют граммофонетические варианты: дие йерде (йард, йорд, йурт). В германских примерах исказилась сама консонантная основа. Она напоминает старый корабль, облепленный ракушками.

Неизменность морфологической схемы и определила сверхустойчивость тюркского слова. Добавим и исторические причины — консерватизм быта (кочевой уклад жизни), религия (тенгрианство — культ предков). Кочевник скакал, а время стояло. Кочевник входил в соприкосновение с десятками этносов, обогащал свой, но не изменял его коренной образ. Соотношение предмета и времени ныне определяют словами Эйнштейна: «В предмете, движущемся с большой скоростью, время останавливается».

П р и м е ч а н и е

1. Ленин В. И. Полное собрание сочинений, изд. 5–е, т. 29, стр. 322.

Ииндоевропеистика

Выскажу мысль фантастическую. Некий неизвестный нам народ V–IV тысячи лет до н.э. покоряет мечом и богом некоторые европейские и некоторые азиатские народы и за века подавления откладывает в разных по происхождению языках общий слой лексики и вместе с ней неопределенное количество грамматических черт.

Через тысячелетия Вильям Джонс (1746–1794), познакомившись с санскритскими рукописями, смог написать восторженные слова, ставшие теоретической основой сравнительного языкознания: «Санскритский язык, какова бы не была его древность, обладает удивительной структурой, более совершенной, чем греческий язык, более богатой, чем латинский, и более прекрасной. чем каждый из них, но носящий настолько близкое родство с этими двумя языками, как в корнях глаголов, так и в формах грамматики, что не могло быть порождено случайностью, родство настолько сильное, что ни один филолог, который бы занялся исследованием этих трех языков, не может не поверить тому, что они все произошли из одного общего источника, который, быть может, уже более не существует».