Олжас Сулейменов - Книга благонамеренного читателя

В 1381 году, через год после того, как русский князь Дмитрий Иванович, известный под именем Донского, покрыл берега Дона у Куликова поля трупами татар, мамелюки сменили первую и возвели на трон вторую династию.

Мамелюки постепенно получали в свои руки оружие, власть и, наконец, земли. Наделенные тучной нильской землей, бывшие рабы превратились в феодалов. Им принадлежали рисовые поля и длинная египетская пшеница. Они командовали войсками и сумели удержаться даже после завоевания Египта турками. Турецкий престол окружала местная знать, представленная теми же бывшими невольниками.

Первым, кто подорвал господство мамелюков, был молодой, длинноволосый французский полководец. Он сумел натравить на мамелюков безземельных феллахов, внушив им страшную ненависть голодных. Мамелюки сначала не простили Бонапарту этого поступка.

«Маленький капрал» вернулся во Францию, оставив в Египте своего наместника генерала Клебера. Этот генерал торжественно признал мамелюка Мурад–бея всеегипетским султаном и вассалом Франции. Но Мурад–бей решил своеобразно отблагодарить французского генерала и, не откладывая в долгий ящик своего намерения, убил Клебера.

В 1811 году некий Махмед–Али наместник Турции круто расправился с мамелюками. Они были слишком беспокойными людьми и, конечно, мешали каждому свежему завоевателю. И поколение рабов было истреблено солдатами Махмед–Али.

Но на этом не закончилась вся история свирепых воинов, рабов, царедворцев и снова рабов великого военачальника, видевшего пожар Москвы.

Наполеон Бонапарт вывел из Египта экзотический «конно–гвардейский эскадрон» для своей личной охраны, и беспокойным и храбрым сердцем этого отряда были мамелюки. Они сопровождали императора во всех его походах.

И я сам видел последний мучительный знак их существования и конца под золотыми орлами корсиканца.

…Я возвращаюсь в яблочные сады Подмосковья, туда, где пыльные Кунцево и Фили лежат на высокой гряде Сетунского стана. Один из медленных дней Сетунского стана был украшен сказочным событием. Рабочие, копавшиеся в земле, неподалеку от дороги, по которой когда–то шел на Москву Наполеон, вырыли и поставили на откос три почерневших неизвестных гроба. Когда отлетели почерневшие источенные временем крышки гробов, жители Сетунского стана увидели прямые, как ружейные стволы, трупы в ярких мундирах.

Сухой песок чудесным образом сохранил тела; они были нетленны; в темных ртах мертвецов белели крепкие зубы. Пятки гвардейцев были составлены вместе, носки раздвинуты, как у людей в строю, а шпоры согнуты, видимо, потому, что они мешали положить на тела гробовые крышки. В них, очевидно, упирались поднятые шпорами носки высоких ботфорт.

Почерневшие лица хранили на себе спокойную широкую улыбку. Ее портили лишь вылезшие ресницы и брови. У мертвецов были раскосые глаза и широкие скулы.

Это были, судя по форме, солдаты мамелюкского отряда. Он окружал Наполеона при его вступлении на Поклонную гору.

Мамелюки завершили круг невероятной жизни своих поколений у подножья горы, за головой которой стоит Москва.

И в час, когда теплый ветер играл клочьями ненадежных, как прошлогодняя листва, мундиров и веселые люди — землекопы, летчики и водители автомобилей проходя мимо гробов заглядывали в лица мумий, приехавший из города музейный человек обратил мое внимание на один из трупов, наиболее рослый и пышный по своей одежде.

На согнутом черном пальце мертвеца голубел широкий перстень предков с изображением кыпчакской тамги. Может быть, его делали хмурые мастера на улицах древней кыпчакской столицы — Отрара, от которой остались только кирпичи и прекрасные песни.

Сколько крепких желтых пальцев знало это кольцо бессмертного народа на своем пути от пустынь, венгерских степей, генуэзских твердынь к пирамидам Египта, влажным камням Венеции и, наконец, к черной земле Сетунского стана?»

П р и м е ч а н и я

1. Хотя термин «бусурман» известен древнерусским писателям.

2. Блок М. Апология истории. М., 1968, стр. 78.

ИСТОРИКИ И ИСТОРИЯ

Академик Греков в капитальном труде «Киевская Русь» (1953 год) обобщил широкий материал, накопленный летописями. В предисловии он писал:

«И письменные и неписьменные источники к нашим услугам. Но источник, какой бы ни был, может быть полезен лишь тогда, когда исследователь сам хорошо знает, чего он от него хочет» 1.