Алексей Плуцер-Сарно - Большой словарь мата. Том 2

В самом деле, наше неясное ощущение того, что совершает фрикции (вариант: аплодирует, мастурбирует) кто-то другой, не лишено оснований. В самом деле, функция аплодисментов, фрикций или других повторяющихся движений тела может быть целиком перепоручена Другому. В этом смысле это могут быть не движения самого тела, внешние по отношению к телу повторяющиеся движения, приписываемые телу, то есть Другому как части нашего сознания. То есть эротизация вагины может происходить в ситуации полной ее физической неподвижности. Двигаться может все вокруг. Движения неподвижной женщины на берегу в фильме братьев Коэнов «Бартон Финк» берут на себя набегающие волны. При том что эта женщина – фотография на стене, а море шумит в сознании героя. Этого достаточно, чтобы оживить и предельно эротизировать героиню. Причем этот «повтор» обычно свойственен Большому Другому, это он смеется вместо нас в эротико-комических сериалах, полностью удовлетворяя зрителя. Морские волны – это тоже функция Большого Другого, это одна из наших субличностей, которая всегда интерпретируется как внешняя инстанция. Точно так же эротизацию могут осуществлять аплодисменты. Мы уже упоминали об этом в статье «Символика рукоплесканий» [21]. Очень точно эту мысль сформулировал Игорь Чубаров: «…Аплодисменты действительно аналогичны мастурбации, при которой мы способны замкнуть на себя весь сложный эмоционально-чувственный набор переживаний, связанный с сексом и любовью. Ведь следуя логике Лакана, мы всегда способны обернуть воображаемого сексуального партнера в реального мастурбаторного и наоборот, представить реального Другого в качестве мастурбаторного объекта. Однако мастурбация при этом не становится более реальной, чем сексуальные отношения. Зато эта аналогия позволяет понять, как без всякой поэтической натяжки мы становимся Другими себе в современном мире, функции же субъекта берет на себя телевидение, медиа-власть – вернее, наш фантазм, который инвестирует субъективность в эти безличные структуры. Аплодисменты же выступают в роли фетишистских действий, которые замещают наше реальное желание и его удовлетворение, а в случае телевидения замещают и само это замещение. Это и есть реальность „матрицы“, которая уже не предполагает никакой реальности, ибо „за“ ней мы встречаемся только с собственным фантаз-мом, перекрывающим доступ к реальности для нашего же собственного блага» [22]. Собственно, речь здесь идет о механизме изъятия смыслов идеального «Я», трансплантации смыслов бессознательного, перенесения смыслов большого Другого в иное пространство, туда, где они могут осознаваться в качестве чего-то иного. Собственные смыслы, символы Другого могут переноситься в сознательное внешнее место, которое может наделяться качествами субъекта и становиться объектом желаний. Желаний изъятых и перенесенных.

Фрикции полового акта выражают определенное стремление к возрождению какого-то состояния сознания, уже знакомого ранее субъекту. То есть в сексе есть что-то от движения к прошлому, к пренатальному. Вообще любой бесконечный повтор эротичен, вагинален и связан символически со смертью. Повторение – это возврат назад. Фрикции деструктивны, поскольку в своем движении вспять ведут к десубъективации. Только это не та смерть, которой ждут в будущем, а то небытие, которое «везде».

В оргазме же как состоянии сознания человек утрачивает свою субъективность, расстается со своими символическими рядами, «умирает». Функция означающего переходит к самим фрикциям, а оргазм, может быть, оказывается в роли их содержания. То есть оргазм в процессе полового акта может быть проинтерпретирован как смысл желания, чистый смысл, лишенный формы. То, что Фрейд называл «сырым материалом мышления» [23], лишенным изобразительных средств. Конечно, в момент окончания оргазма, в посткоитальный период он сам мгновенно становится означающим. Собственно, момент наивысшего наслаждения – это и есть момент означивания.

Желания, овладевающие мужчиной в предкоитальный момент, некий «подъем чувств» – это и есть момент смены места означающих, освобождения смыслов. У знаков в этот момент появляются и новые формы, и новые планы содержания. Эти новые формы изначально пусты и готовы к принятию смыслов. В этот момент предыдущие формы, наполненные содержанием, оказываются сами уже не формами, а смыслами новых форм.

Итак, тело занимает некое место, означивая его своими символическими или «реальными» движениями. Но и тело тоже в свою очередь может восприниматься как место вагины, которая опять же оказывается местом для фаллоса. Все эти символические ряды и создают пространство в целом, которое структурируется опять же вокруг центральных означающих.