Борис Есин: Чехов-журилист

В фельетонах и рассказах Чехова 80-х годов можно встретить пародийные названия газет, построенные по модели Салтыкова-Щедрина «Кукиш с маслом», «Гусиный вестник», «Куриная слепота». В рассказе «Ревнитель» персонаж, взяв в руки «Новое время», презрительно называет ее «Краса Демидрона».

Образ журналиста Иуды Искариота - главного публициста газеты Ноздрева «Помои», ярко обрисованный в «Письмах к тетеньке» Салтыкова-Щедрина, не раз возникает в произведениях Чехова. «Иуда-предатель» - такой заголовок имеет газета в рассказе «Два газетчика». В рассказе «Тряпка» Иудой назван секретарь редакции Кокин. В рассказе «На магнетическом сеансе» (1883), повествуя о жульничестве гипнотизера, Чехов заставляет действовать заодно с гипнотизером людей, причастных к журналистике. В начале рассказа читаем, что гипнотизер «одного тонкого и высокого журналиста согнул в спираль», а герой, от лица которого ведется повествование, поддался гипнозу за взятку, незаметно вложенную ему в руку гипнотизером, и получает выговор от своего начальника, заметившего жульническую махинацию: «Нехорошо... А еще тоже газету свою издавать хочешь...».

Таким образом, оба помощника гипнотизера оказались продажными людьми, журналистами.

Предательство было настолько характерной чертой буржуазного газетчика, что много поздней Чехов в одном из писем к М. Горькому писал, что у Гиляровского как газетчика «есть что-то ноздревское, беспокойное, шумливое, но человек это простодушный, чистый сердцем, и в нем совершенно отсутствует элемент предательства, столь присущий господам газетчикам» (XII, 338).

Характеристика газетного читателя в рассказе «Случаи mania grandiosa» («Осколки», 1883, № 4), в свою очередь, как бы предваряет характеристику читателя-ненавистника у Салтыкова-Щедрина в «Мелочах жизни». Чеховский герой «выписывает почти все столичные газеты... В каждом полученном номере он ищет «предосудительное»; найдя таковое, он вооружается цветным карандашом и марает. Измарав весь номер, он отдает его кучерам на папиросы и чувствует себя здоровым впредь до получения нового номера».

У Салтыкова-Щедрина читатель-ненавистник «не просто читает, но и вникает; не только вникает, но и истолковывает каждое слово, пестрит поля страниц вопросительными знаками и заметками, в которых заранее произносит над писателем суд...» (Щедрин Н. Полн. собр. соч., т. 16, с. 631.) .

Читатель-ненавистник, по утверждению сатирика, взбесившийся человек, но и герой Чехова - человек сумасшедший, а взбесившийся человек и сумасшедший явления одного порядка.

Интересно присмотреться и к интонации некоторых чеховских миниатюр. В материале «Что лучше?» («Осколки», 1883, № 6) угадывается щедринская пародийная интонация:

«В кабак могут ходить взрослые и дети, а в школу только дети.

Алкоголь замедляет обмен веществ, способствует отложению жира, веселит сердце человека. На все сие школа не способна...

Польза просвещения находится еще под сомнением, вред же, им приносимый, очевиден.

Для возбуждения аппетита употребляют отнюдь не грамоту, а рюмку водки.

Кабак везде есть, а школа далеко не везде.

Всего сего достаточно, чтобы сделать вывод: кабаков не упразднять, а относительно школ подумать...».

Умозаключение вполне в духе щедринских администраторов.

Чеховские «Правила для начинающих авторов» («Будильник», 1885, № 12) напоминают пародийный «Устав о благопристойном обывателей в своей жизни поведении» из «Современной идиллии» Салтыкова-Щедрина. Здесь и употребление устаревшего союза «дабы», и наставительная оговорка «памятуй», и злая сатира на пристрастие царской администрации к различным регламентациям, требование расшифровки псевдонимов:

«Пытаться писать могут все без различия званий, вероисповеданий, возрастов, полов, образовательных цензов и семейных положений», - сказано в правилах.- «Не запрещается писать даже безумным, любителям сценического искусства и лишенным всех прав. Желательно, впрочем, чтобы карабкающиеся на Парнас были по возможности люди зрелые, знающие, что слова «ъхать» и «хлъб» пишутся через «ять»...

«Если хочешь писать, то поступай так. Избери сначала тему. Тут дана тебе полная свобода. Можешь употребить произвол и даже самоуправство. Но дабы не открыть во второй раз Америки и не изобрести вторично пороха, избегай тем, которые давным-давно уже заезжены»...

«Написавши, подписывайся. Если не гонишься за известностью и боишься, чтобы тебя не побили, употреби псевдоним. Но памятуй, что, какое бы забрало ни скрывало тебя от публики, твоя фамилия и твой адрес должны быть известны редакции (читай: органам надзора.- Б. Е.). Это необходимо на случай, ежели редактор захочет тебя поздравить с Новым годом» (III, 224 - 225).