Карстен Бредемайер: Провоцирующая риторика? Меткий ответ!

• Как мне кажется, едва ли кто-нибудь в публичной дискуссии или на конференции – речь идет не о ток-шоу – может позволить себе выразить чувства. Эмоциональность в кругу менеджеров чаще всего запрещенное явление, которое по возможности стараются избегать. Понятий «для меня» или «для тебя» не существует, легче представляется положение, когда конкретные лица не указывают, а информация строго анонимна (ad rem). Естественно, эта аргументация больше подходит к фасадной технике, то есть к поверхностному рассмотрению вопроса. Как практик, я бы не захотел признавать, что близко к сердцу принимаю тот или иной проект, отношусь к нему как к «своему дитя» или горжусь им. Гордиться собою – в некотором роде запрещенное понятие, как похвала, сказанная в свой адрес по поводу какого-либо дела – слишком простой прием. Обратите внимание, сколько людей используют целый арсенал стратегий, чтобы похвалить себя от третьего лица. И тут же настойчиво умолявший о похвале, прежде чем ее принять, начинает терзать себя: «С какой целью меня хвалят? Чего добивается хвалящий? Куда он хочет меня заманить?»

• Другой пример. Однажды Вольфганг Корун, один из приближенных католического епископа Дюбы, задал своему наставнику провокационный вопрос по поводу § 218. На что последний ответил, как представитель церкви, как католический священник, наконец как епископ изворачиваясь, словно угорь, лишь бы не сказать ничего личного. Хотя оба понимали, что уместней было бы признать его положение марионетки, находящейся под давлением со всех сторон, парализованной мыслями о постоянном контроле над собой, угнетенной частью системы, в которой нет понятия «личность». По меньшей мере, это было бы честно и звучало не столь натянуто в открытой беседе. • Результат потребления продукции СМИ приобретет другой оттенок если рассмотреть отношения на презентации, когда, ссылаясь на статистику, несколько докладчиков высказывают свое мнение, так сказать объективное и общепризнанное. Как говорят, бумага стерпит все, она придает мыслям анонимность, передает чей-то опыт. Максимум, что можно сделать, – выразить протест, даже не адресуя его какому-либо лицу. Чем больше таких наслаивающихся друг на друга мнений, тем дальше общая картина от индивидуального суждения. От такой «борьбы взглядов» едва ли сможет уклониться профессиональный докладчик.

Не удивительно, что современные массмедиа запускают целую совокупность новых средств для усиления значимости беседы. СМИ формируют новые масштабы развлечения, сконцентрированного на сюжете, которому подчинена речь, значение которого определяет ведущий. Не могу не сказать: а ведь многие из нас – в том числе руководители – знают больше стилевых средств, относящихся к телевизионной среде, нежели к языковой.

Проверьте это сами,разделив лист формата A4 на две колонки, напишите в правой технические термины, знакомые вам, а слева объяснение на доступном обычному человеку языке. И что?!

Если пыл не угас, исследуйте свой последний реферат таким способом…

Безусловно, визуальное представление имеет право на существование. Но нельзя допустить, чтобы наше исконное средство общения, язык, оказался заброшенным или даже сознательно приобрел новую форму – речевую бедность. Подготовка сюжета направлена на информативность, искусство выражения рассматривается лишь в последнюю очередь, о речевых функциях говорить вообще не приходится. Как быстро мы совместили изображение и речь! Осознание происшедшего доходит до абсурда, когда мы сопоставляем книгу и поставленный по ее сюжету фильм. Вот тут и начинается прямое сравнение форм и распределение их по отдельным категориям – оценка значения одного посредством другого. Как к фильму, так и к книге предъявляются свои требования, фильм обращен к зрителю, книга – к читателю. Обычно между ними не возникает конкуренции, так как это вариации одной и той же темы. А кто из нас сравнивает яблоко и грушу? De gustibus non est disputandum – о вкусах не спорят.

• Но и мы, публика, влияем на длительность экспозиции общественными или профессиональными высказываниями. Мы охотно переключаемся на что-нибудь другое, так как сконцентрироваться на какой-либо деятельности долгое время не можем. Мы разучились слушать, и большинство докладчиков сразу после прочтения забывают заранее подготовленный текст. Доказательство тому – отсутствие пауз «для обдумывания», для которых не находится места ни на телевидении, ни в частных беседах, ни на производственных конференциях. Хотя трехсекундной паузы для обдумывания высказывания было бы достаточно. Только все это – утопия, на конференциях работают под давлением времени. С каким нетерпением мы ждем, когда же собеседник замолчит, чтобы мы, в конце концов, смогли выразить свои мысли, повторить сказанное, только другими словами. Наша повседневная коммуникация не отличается обдуманностью и направленностью на собеседника, наоборот, ее характеризует отрывочность, отсутствие последовательности высказываний. Как мы следим, чтобы говорящие слушали друг друга, причем важность этого аспекта мы отмечаем, лишь когда не слушают нас. Под влиянием телевидения мы привыкли к такому общению. Телевидение показывает пример отсутствия последовательности информации, нехватки аргументов, где само содержание часто оказывается похожим на разговор.