Основной причиной своей «слабости» духовенство считало семинарское воспитание. [65] См., например: Ростиславов Д. И. Записки // Рус. старина. 1887. № 11. С. 465.
Обстановка «бедственного школьнического жития» была суровой и тягостной, поэтому ученики мечтали об одном: как бы вырваться из духовного училища. Алкоголь помогал семинаристам почувствовать себя свободными. Их потребность в забытьи была столь велика, что семинарское пьянство нередко кончалось безудержно буйным разгулом. От попойки — к порке и от порки — к попойке, — так жил настоящий «бурсак». Естественно, что мотивами «пития» и «разгульной жизни» пронизана вся семинарская субкультура. [66] См.: Поздеев В. А. Мотив вина в семинаристских стихах ХIX–XX вв. // Мотив вина в литературе: Мат. науч. конф. 27–31 октября 2001 года, г. Тверь. Тверь, 2001. С. 64–66.
Особой известностью среди семинарских песен пользовались «Настоечка» («Настоечка двойная…») [67] Один из ее вариантов опубликован К. Ф. Надеждиным (см.: Надеждин К. Ф. Семинарист в своих стихотворениях. (Сборник семинарских песен) // Труды Владимирской ученой архивной комиссии. Владимир, 1908. Кн. 10. С. 60. Ср.: «С одной из лодок раздается дружное пение: И сам наш благочинный Заходит в погреб винный… Не духовные ли это семинаристы? Они!..» (Бумеранг. На набережной. (Сценка с натуры) // Псковская жизнь. 1912. 19 мая. № 586. С. 2).
и «Отроцы семинарстии у кабака стояху…». [68] «Дьякон взял гитару, которая постоянно лежала на земле около стола, настроил ее и запел тихо, тонким голоском: „Отроцы семинарстии у кабака стояху…“, но тотчас же замолк от жары» ( Чехов А. П. Дуэль // Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Сочинения. М., 1971. Т. 7. С. 376). Ср.: Помяловский Н. Г. Очерки бурсы // Помяловский Н.Г. Сочинения. М., 1949. С. 232.
Описание кабацкого застолья и последовавшей за ним драки пьяных бурсаков со сторожами Александро-Невской лавры является апофеозом знаменитой «Семинариады», написанной И. П. Быстровым в конце 1810-х — начале 1820-х гг. и процитированной в «Очерках бурсы» (причем цитируется именно ее заключительная «песнь»). [69] См.: РО ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. № 376. Л. 12об.–19. Ср.: Помяловский Н. Г. Сочинения. С. 233, 245.
Всё это способствовало восприятию семинаристов как пьяниц: «семинарист и пьяница — понятия почти синонимические» [70] Введенский И. И. Указ. соч. С. 92.
Однако далеко не все семинаристы в действительности были пьяницами. Автобиографический герой А. К. Воронского, например, пить не умеет, хотя и пытается показать себя настоящим «бурсаком», которые «все пьют горькую» и непременно спиваются «от бурсы». [71] См.: Воронский А. К. Бурса // Воронский А. К. Избранная проза. М., 1987. С. 195.
Отказывается поначалу пить и молодой священник из «Двух помещиков». Он выпивает, повинуясь помещику. Обращая внимание начальства на «предосудительные места» в «Записках охотника», цензор Е. Е. Волков заметил в этой связи: «Говоря о священнике, которого автор встретил у помещика Стегунова, он представляет его в униженном и подобострастном положении, так несоответственным с саном служителя церкви. Обращение Стегунова с священником более чем фамильярное: оно близко к пренебрежению, с которым помещики, подобные Стегунову, привыкли обращаться со своими помещиками». [72] Цит. по: Оксман Ю. Г. От «Капитанской дочки» к «Запискам охотника». Саратов, 1959. С. 268.
А между тем это было типично для дореформенной России: «Попы в то время находились в полном повиновении у помещиков, и обхождение с ними было полупрезрительное, — вспоминал в „Пошехонской старине“ М. Е. Салтыков-Щедрин. — Церковь, как и всё остальное, была крепостная, и поп при ней — крепостной» и «обращались с ним <���с попом. — А.Б.> нехорошо (даже в глаза называли Ванькой)». [73] Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т. М., 1965. Т. 17. С. 36, 37. Об отношении дворянства к духовенству подробно говорится в начале моей статьи «Образ семинариста в русской культуре и его литературная история (от комических интермедий XVIII века — до романа Надежды Хвощинской „Баритон“)» (см.: Традиция в фольклоре и литературе. СПб., 2000. С. 159–161). Очень показателен и тон «полупрезрительной иронии», который царит в описании духовенства дворянской литературой (см.: Соколов Ю.М. Сказки о попах // Поп и мужик: Русские народные сказки. М.; Л., 1931. С.25).
Известно, что «Два помещика» писались И. С. Тургеневым под воздействием острой критики В. Г. Белинского «Выбранных мест из переписки с друзьями». Откровенной полемикой с гоголевскими представлениями о значении духовенства в русской жизни насыщена и сценка между помещиком и священником. Однако в отличие от Белинского, который в «Письме к Гоголю» всячески поносил «гнусное русское духовенство» и характеризовал попа как «представителя обжорства, скупости, низкопоклонничества, бесстыдства», [74] Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1982. Т. 8. С. 284.
автор «Двух помещиков» изображает совершенно другого священника. Его «молодой человек», который «всё проповеди держит, да <���…> вина не пьет», не только является одним из «не похожих на своих собратьев» священников, которым симпатизировал Тургенев (ср. героя «Рассказа отца Алексея» [75] См.: Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Сочинения. Т. 9. С. 121.
), но и мало чем, в сущности, отличается от священников, выведенных Гоголем в «Выбранных местах из переписки с друзьями». Акцент делается на положении священника. Оно очень незавидно. Его достоинства считаются недостатками («молод еще»), и никто не видит в нем «другого и высшего» человека, как хотелось бы Гоголю. [76] См.: Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 7 т. М., 1986. Т. 6. С. 203.
От «мудрейшего и опытнейшего» из людей, который должен, по мысли Гоголя, «изобразить ему жизнь в ее истинном виде и свете», [77] Там же.
молодой священник усвоит, что нужно не проповеди говорить, а водку пить и повиноваться своему помещику. Ему придется жить по понятиям столь любезной Гоголю «старой Руси», но это лишь усугубляет ситуацию и подчеркивает всю несостоятельность и несбыточность надежд, которые автор «Выбранных мест из переписки с друзьями» связывал с русским духовенством.
Читать дальше