Лев Успенский: Хорошо или правильно (Культура речи)

Любопытно, в разных языках весьма схожие слова могут означать совершенно разные представления: по-грузински «дедушка» — «бабуа», а «мать», как это ни неожиданно для нас, — «дэда». У англичан «дэд» или «дэдди» значит «папа», «отец». По-русски «няня» в народном языке исстари значило «старшая сестра», а потом приобрело значение «воспитательница». Для украинца почти то же слово является обращением к матери: «Украина, нэнько!» — «Мать Украина!»

Того неожиданней: в ряде наших говоров «папа» может обозначать какую-нибудь пищу, еду: там — «хлеб», тут — «кашку». И по-английски «pap» имеет значение «кашицы для маленького ребенка».

Словом, ясно: эти несколько звукосочетаний возникают у ребенка потому, что они наиболее просты, элементарны. Сами по себе для него они ничего не означают. Лишь постепенно родители втолковывают незаметно ему, что «ма-ма» это «мать», «па-па» — отец, а «баба» — бабушка. Круг возможных значений для этих слов неширок. Ни в одном языке мира «папа» не может означать «северное сияние» или «мама» — «логарифм».

Иначе говоря, с полдюжины примитивно простых звукосочетаний появляются в детском языке первыми. Они всегда получают значение самых «близких», наиболее «грудных» понятий: мать, бабка, отец, хлеб; отсюда же название целого класса животных: «маммалиа», «млекопитающие». Не требуется других доказательств того, что значения первых «детских слов» изобретены старшими и ими навязаны малышам. Иначе и быть не может: ведь «говорящей» при этом начальном периоде обучения речи является только одна сторона; вторая сторона еще ничего не знает и, естественно, не способна придумать никаких определений для таких сложнейших представлений, как «женщина, родившая меня», или «муж той, что произвела меня на свет». Ребенок так же не способен уразуметь эти понятия, как не в состоянии, лежа в колыбели, выговорить слово «коэффициент». Очевидно, буквально с первых попыток произнести что-то он начинает учиться (в смысле «подражать»), а взрослые — учить его, т. е. давать ему образцы для подражания. Если бы нашлась мать, которая вздумала бы поставить над своим сокровищем бесцеремонный эксперимент и заставила бы всех окружающих вместе с нею называть ее в присутствии дитяти не «мама», а, скажем, «лула» или «гуга», ребенок беспрекословно подчинился бы этому «диктату».

Вы сомневаетесь? Доверьте воспитание вашей крошки француженке, и она начнет «хотеть додо», а не «бай-бай». И куклу она станет звать «пупэ» в полном убеждении, что другого названия у этой игрушки и быть не может.

Из этого важнейшее следствие: Симеон Полоцкий был прав — для детского возраста, для младенчества, и в частности для формирования речи, микроклимат вашей семьи имеет огромное значение. В несчастных семьях, где отец — алкоголик, а мать — забитое им существо, не приходится ожидать, что детишки научатся выговаривать прежде всего нежные и ласковые слова. У родителей, произносящих по слову в час, меньше шансов, что у них вырастут дети-болтуны. И златоустов, скорее всего, тоже не получится.

Вот почему, пышно говоря, над вратами во храм обучения искусству говорить надо прибить «скрижаль»:

Конечно, если ребенок, росший до двух лет в «дурных» речевых условиях, будет затем перемещен в иную языковую атмосферу, не исключено, что ранние воздействия уступят место последующим, более длительным и продуманным. Но начисто стереть с «чистой доски» детского сознания то, что уже записалось на ней во дни, когда дитяти «были новы все впечатленья бытия», не так уж просто. Тем более что… первая ступень «вовлеченья в культуру речи», ступень преимущественного воздействия семьи и домашнего круга, не так уж длительна. Начавшись с годовалого возраста, она продолжается в разных случаях по-разному до того времени, как малыш начнет вступать в более или менее тесные и стойкие отношения с внешним миром: может быть, со сверстниками в детском садике, возможно, с такими же ребятами во дворе или на даче, но в то же время и с посторонними взрослыми, за поведением которых он начинает наблюдать с зоркостью опытного Мегрэ, — с тетей Паней, пенсионеркой, целый день произносящей весьма громкие речи в своем окне первого этажа, с воспитательницами садика, со знакомыми родителей.

Трудно поверить, с какой жадностью детское речевое сознание втягивает в себя — и уж навечно — самые случайные и, казалось бы, мимолетные впечатления.