Дмитрий Спивак - Как стать полиглотом

И вот, когда от пламени самобытной культуры остались лишь тлеющие искры, потомок ушедшего в небытие народа взялся за перо. Сердце щемит при чтении записей крестьянина-самоучки Яна Шульце, который торопился нацарапать в тетрадке слова древнего языка, уходившего вместе с ним. Послушаем его голос: «Я решил в этом, 1725 году записать вендский язык для потомства, потому что на этом языке трудно говорить, а также трудно писать… У нас вот нынче такая бабушка. Мне 47 лет. Когда я и еще три человека в нашем селе умрут, вероятно, уже никто не будет знать, как по-вендски называлась собака» (оригинал по-немецки).

К счастью, такие мысли приходили в голову не только ему. К чести немецкой культуры нужно сказать, что горячее участие в этом деле принял великий философ Г. Лейбниц, а знаменитый языковед А. Шлейхер даже начал одно из писем по-полабски. Хотя и со значительными потерями, полабская языковая культура и основы мировосприятия были сохранены для потомков.

Поэтому нам не хотелось бы воспринимать доклад Р. Олеша лишь как шутку или ученое упражнение. В том, что немецкий ученый с коллегами взялись за воссоздание звучания вытоптанного языка, есть нечто символичное. Этим отдан духовный долг, сделан шаг доброй воли, так важной в отношениях между народами и в наши дни.

Выражая благодарность ученому, стоит вспомнить о языке народа со схожей судьбой – серболужицком. После тяжелых испытаний, последним из которых было его полное запрещение в годы нацизма, язык возрожден и пользуется всеми правами в ГДР. Сейчас на нем говорят около 100 тысяч человек, и, если читателю доведется побывать под Лейпцигом, он сможет побеседовать с представителями местного славянского населения без помощи переводчика, благо наши языки еще не успели далеко разойтись.

Рассказать о непростой судьбе двух западнославянских языков нам помогла обстоятельная книга белорусских славистов А. Супруна и А. Калюты. Но невеселые истории об утрате старых языков нам рассказал бы специалист по любой другой языковой семье. А ведь каждое наречие – сокровищница, столетиями концентрировавшая духовный потенциал народа. Поэтому часто повторяемое сегодня слово «экология», означающее охрану и растительности, и животного мира, и традиционного образа жизни – говорит же Д.С. Лихачев об экологии культуры, – мы имеем право отнести и к языкам.

Языки надо беречь, и это не только общее пожелание относительно культурной политики. Это дело каждого из нас. У одного в памяти сохранились украинские или татарские слова языка, на котором говорила бабушка, у другого – какой-то освоенный в отпуске или дальней командировке диалект… Все это – богатство, которое нужно если не умножать, то уважать. И уж во всяком случае не позволять сыну бездумно проскочить мимо напевной речи «Слова о полку Игореве» в спешке школьной программы.

Такая вот экология языков. Ну а кроме этого общего вывода мы имеем основание вывести и один частный. Он состоит в том, что полного успеха здесь быть не может: ведь выучи 2–3 языка или 10–15 – все равно это в принципе равнозначно по отношению к тысячам существующих языков. Большая ли разница – освоить 1/1000 или 1/200 от их числа? Впрочем, о тысячах говорить серьезно не стоит – прежде всего потому, что 2/3 из них не имеют письменности. Учтем даже то, что из оставшейся трети лишь 500 языков удовлетворительно описаны. Выучил ли хоть один, самый гениальный, полиглот по крайней мере большую их часть? Если опираться только на строго документированные данные последних двух веков, то мы можем вспомнить прежде всего Л. Шютца, дошедшего до 270 языков. Немногим уступили ему датчанин Р. Раск – 230 и англичанин Дж. Боуринг – 200. Далее идут полиглот из ГДР Г. Гестерман – 123, итальянцы Дж. Меццофанти и К. Тальявини – от 100 до 120 языков, а замыкает список наш современник Ж. Шмидт, освоивший 66 языков.

Как видите, при самой большой форе, данной полиглотам, лишь самые феноменальные из них приблизились к отметке 1/2 тех языков, которые реально можно освоить по книгам. А это означает, что любой из них все равно делал то же, что и обычный человек, – выбирал самый нужный для себя язык. По возможности сократить число языков, которые хотелось бы изучить, – это умение, к которому мы и перейдем.

До сих пор мы говорили о возможностях, которые лежат на поверхности. Для того чтобы достичь качественного перелома в своих отношениях с языками, подойдет любая возможность, предоставленная жизнью. Но дальше, чтобы овладеть речью по-настоящему, нужно приложить время и труд, купить словари или поступить на курсы. И дабы не тратить сил зря, надо сразу и точно выбрать объект их приложения. Размышляли на эту тему многие. То есть справлялись при случае с многоязычной ситуацией, были полиглотами в самом широком смысле почти все.